Читать книгу "Амальгама 2. Тантамареска - Владимир Торин"

В последний раз император убедился в этом не так давно, за полгода до своей мнимой смерти, когда ему во время пешей прогулки бухнулся в ноги мужичок, сунув в руки плотный конверт. Человечек сей, как оказалось впоследствии, был беглым. Мало того, бежал он не откуда-нибудь, но с военного поселения, то есть, по сути, дезертировал с военной службы.

«Пущай хоть на каторгу, хоть на виселицу, – кричал мужичок с надрывом. – Убей, государь, токмо прочти».

«Бей, но выслушай», – припомнились ему аналогичные слова из античных времен. Неужели, опять Нерон? Дался ему этот Нерон! Он так и не смог припомнить античного героя, говорившего эти слова. Александр взял тогда в руки конверт. Коль человек готов отдать собственную жизнь только за то, чтобы император прочел, что ж, император прочтет…

Он пришел в ужас, не успев прочесть и половины. Ну надо же! А ведь это его единственное крупное начинание за последние десять лет правления. Мало того, предварительно одобренное множеством сановников, начиная с умницы Карамзина и заканчивая либералом Сперанским, который даже написал целую книгу: «О выгодах и пользах военных поселений».

И ведь сама задумка была чудесная, позволяющая достичь сразу нескольких целей! Во-первых, без малейшего увеличения расходов на вооруженные силы подготавливался обученный резерв для регулярной армии, что позволяло частично упразднить рекрутские наборы. Во-вторых, это давало огромную экономию денежных средств, кои император планировал направить на выкуп крестьян с землями у помещиков (для их последующего освобождения). В-третьих, система военных поселений давала нижним чинам возможность во время службы оставаться среди своих семейств и продолжать свои земледельческие занятия, а на старость обеспечивала им пристанище и кусок хлеба.

Он подсмотрел эту систему еще в Пруссии, незадолго до Аустерлица, и, невзирая на печальный разгром, она осталась в его памяти – так сильно он увлекся ею. И даже за всеми бурными событиями он не забыл про нее – едва закончились перипетии войны с Наполеоном и тот оказался на острове Святой Елены, как Александр поручил Аракчееву возглавить дело строительства военных поселений. Тот хотя и был не согласен с государем, но как верноподданный принялся старательно внедрять идею организации военных поселений в жизнь. Спустя девять лет количество военнопоселенцев составило 34 полка и две бригады, размещенные в шести губерниях.

Совсем недавно император был там, в Новгородской губернии, и пришел в восторг: все ровненько, красивенько, в домах идеальная чистота, порядок, каждый горшочек на своем месте, все везде блестит и сверкает. В больницах полы – залюбуешься – паркет постелен. Да что там говорить, когда одна дорога чего стоит – пуховая перина, и только.

Но по прочтении слезной петиции все предстало перед Александром в ином свете. Дорога хороша, все верно, но чтобы она не портилась, по ней было… запрещено ездить. Дома чистенькие – все так, но в них запретили ночевать. И попробуй сдвинуть один из кухонных горшочков со своего места – плети. Розги и за испачканный паркет в больнице, так что больные, если требовалось отлучиться, из своих кроватей сигали прямиком в окно. Мужики аллеи подметают, чтоб ни соринки, а в полях рожь осыпается, деревца по мерке стригут, а сено гниет, печные заслонки с амурами, а топить нечем.

Вроде бы крестьяне до перехода в военные поселения бедствовали до такой степени, что, казалось, всякая перемена должна улучшить их быт, но… Одна из бед – незнание чиновниками специфики деревни. Отсюда жесткий регламент инструкций без учета сезонного характера работ и погодных условий. Глупость начиналась с того, что для доступа к работам требовалось получить пропуск у чиновника, и поселяне с шести утра ждали, когда он соизволит проснуться. Получив часам к 10–11 пропуск, поселяне отправлялись на покос, на участок, находящийся за 7–10 верст от поселения. И все это в дождь. А отказаться не моги, поскольку в этот день в регламенте указано: покос. И так во всем, что ни возьми.

«…Пьянство повальное, а кто не пьет, тот от такой жизни мешается в уме или руки на себя накладывает. А случается, что и целые семейства уходят в болота, во мхи, чтобы там заморить себя голодом, лишь бы подальше от ненавистного порядка…» – читал он и, не выдержав, скомкал в кулаке бумагу, мысленно продолжив: «Порядка, некогда возникшего в голове царственного безумца».

А ведь чтобы народец понял все преимущества новой жизни, для наглядного примера специально по соседству поселили немецких колонистов. Получается, напрасно? Получается, права была его мудрая бабка Екатерина II, частенько приговаривавшая, что не родился еще тот портной, который сумел бы скроить кафтан для России…

На слезную петицию он никак не отреагировал: не мог ругать за то, чем он совсем недавно восхищался. Но зарубку в уме сделал и больше ни в чем и нигде не пытался внести каких-либо новшеств, окончательно опустив руки.

И вот теперь, почти через восемь лет, он вновь решил взяться за старое. Решил, но спустя месяц по своему обыкновению усомнился в правильности своего намерения. Цель-то благая – помочь брату, перед которым он чувствовал серьезную вину за умолчание о заговоре, но вот не будет ли от его затеи хуже? Не окажется ли в очередной раз прав великий английский философ Френсис Бэкон, утверждавший, что благими намерениями вымощена дорога не куда-нибудь, но в ад.

Вон же, казалось, какая чудесная мысль – воздвигнуть храм Христа Спасителя, чтоб на века оставалась память о Великой войне. А каков результат? Заброшенный фундамент на Воробьевых горах, ибо отведенные на строительство деньги разворованы, а архитектор со всеми его величественными замыслами находится под следствием. И хотя он вроде бы невиновен, но наказание за свою беспечность и попустительство отбыть ему придется. Теперь брат хочет-таки построить этот храм, но уже на Волхонке и под неусыпным наблюдением Тайной канцелярии. Ничего что-то никак с этим храмом Христа Спасителя не получается.

То обстоятельство, что затеянное Александром будет проходить не в России, но за границей, несколько успокаивало. Он хорошо помнил, как, будучи потрясен ужасами войны, вздумал ввести в Европе христианское братство государств, дабы все цари земные «руководствовались заповедями святой веры, заповедями любви, правды и мира, которые должны были непосредственно управлять волею царей и водительствовать всеми их деяниями, яко единое средство, утверждающее человеческие постановления и вознаграждающее их несовершенства».

И что же?! Не прошло и двух лет, как он воочию убедился, насколько грязные руки австрийских политиков могут испачкать, исподлить, изгадить великую идею, изуродовав ее до неузнаваемости. И главное, видя это, негодуя и возмущаясь подлостями Меттерниха, все равно не мог он восстановить чистоту и святость первоначального замысла.

Именно потому он столь охотно и пошел на оказание услуги брату – хоть так, но устроить проблемы Меттерниху, ныне возглавлявшему правительство Австрийской империи. Ишь, расписал о себе в мемуарах, будто он и впрямь – пуп земли, а российский император – так, словно заморская птица попугай, годная лишь на бездумное повторение чужих мыслей.