Читать книгу "Н. С. Хрущев. Воспоминания. Время. Люди. Власть. В 2 книгах. Книга 2 - Никита Хрущев"

Интересна метаморфоза его поведения по отношению к личности Сталина. После смерти Сталина, когда мы встречались с Мао, он очень нелестно отзывался о нем, обвинял его в том, что Сталин не понимал сущности Китайской революции и недооценивал возможности народа. Мне-то очень трудно было понять взгляды Мао на рабочий класс. В войне против Чан Кайши Мао больше опирался на крестьянство и вообще считал, что крестьяне более революционны, чем рабочий класс. За это Сталин критиковал Мао. А последний называл конкретные факты, ссылаясь на письма Сталина к Чан Кайши и к нему, из которых вытекало, что особенно вредную роль для Китая играл Коминтерн, действовавший по указке Сталина, потому что Коминтерн находился в Москве и делал все, что рекомендовал Сталин. Мао возмущался, что ему советовали в свое время не особенно задираться с Чан Кайши, постараться установить с ним контакт и объединить усилия в борьбе против японского агрессора. Видимо, такое имело место[76]. Видна и историческая логика в этих рекомендациях, потому что главная опасность Китаю тогда грозила со стороны Японии, и надо было объединить усилия для отпора интервенту. Это не означало – слить силы. Надо было временно перенести центр тяжести на отражение нашествия врага.

Представителем Китая в Коминтерне был тогда Ван Мин[77]. Он и сейчас здравствует. Я всегда с уважением относился к товарищу Вану. Думаю, что он правильно понимал революционный процесс в Китае и был среди тех, кто вырабатывал верные директивы. Мао, направляя ранее острие своей критики против Сталина, имел в виду и Ван Мина, считая, что тот неправильно понимал обстановку в Китае и неверно действовал, когда возглавлял в начале 30-х годов компартию Китая. В его словах чувствовалось, что Мао ищет оправдание свержению Ван Мина. Сейчас товарищ Ван, видимо, потерял бы голову, если бы оказался доступен Мао Цзэдуну. Сразу после победы революции Мао не захотел пачкать руки кровью Вана. К нему проявили внимание, избрали заочно в ЦК КПК, но порекомендовали не возвращаться в Китай, и он поселился в Москве. Однако потом дело изменилось. Мы располагаем сведениями, что неоднократно предпринимались попытки умертвить Ван Мина. Ему присылали отравленные продукты из Китая. А он всегда пробовал их сначала на кошках. Кошки подыхали. Кто мог быть заинтересован в этом деле? Только Мао. У него есть некий мясник, вроде Берии у Сталина, – Кан Шэн. При возможностях, которыми обладают Кан и Мао, не так уж трудно подобрать ключи для убийства любого человека. Но Ван Мин проявлял осторожность и, зная повадки своих «друзей», действовал предусмотрительно и избежал преждевременной смерти.

Однако почему Мао сначала был любезен с руководством СССР, которое сложилось после смерти Сталина, а потом повернул на 180 градусов? Почему вначале все время повторял, что является другом Коммунистической партии Советского Союза, а затем отказался от своих слов? Почему сначала он поддерживал нас, когда мы осудили Сталина, а потом стал превозносить его? В основе такого поведения лежит мания величия. Ее проявления мы заметили еще тогда, когда советская делегация впервые приехала в Китай. Мао страдал той же болезнью, которой болел всю свою жизнь Сталин. Сталин никого не признавал равным себе. Людей, которые работали около него, он рассматривал как мебель, которая необходима, чтобы есть на ней, сидеть и спать. Когда мебель, по его мнению, немножко изнашивалась, он ее спокойно менял.

То же самое делает сейчас Мао. На первых порах после смерти Сталина он хотел взять нас лаской и рассыпался в любезностях, хвалил за решения XX съезда КПСС, говорил, что мы проявили мудрость, разоблачив сталинские злоупотребления властью. Когда же увидел, что лаской нас не купить, что мы имеем свою твердую точку зрения, желая проводить строго марксистско-ленинскую политику, как мы ее понимаем, и когда он уже убедился, что никакими средствами не сумеет повлиять на нас, сделав нас ручными, чтобы утвердить свою гегемонию и через нашу партию распространить ее на все международное коммунистическое движение, он потерял былую надежду и начал искать другие способы показать свою гениальность и превосходство над окружающими.

Вот тут-то он и выдумал «большой скачок» и коммуны. Хотел продемонстрировать особые китайские методы построения социализма, маоистский стиль руководства, чтобы решить в кратчайший срок задачу, поставленную Лениным: перегнать капиталистический мир в производстве продукции на душу населения и сделать мир социализма непобедимым. Мао полагал, что Китай догонит за несколько лет Англию, а потом примется за США и попутно превзойдет успехи, которые достигнуты народами Советского Союза. Он хотел добиться этого с меньшими затратами и в кратчайшее время. До «большого скачка» и коммун Китай очень быстро набирал силы. Я восхищался этим. Имелся хороший эталон для сопоставления: Индия. Китай резко выделялся в сравнении с нею. Вот выгодный аргумент: до победы народной власти в Китае обе эти страны находились почти на одном уровне развития, причем Индия имела даже лучшую индустриальную базу. А затем жизненный уровень в Китае поднимался быстрее. Вот вам и преимущество социалистического строя!

Когда же Китай зашагал «большими скачками» и Мао решил через «малую металлургию» явить миру китайское чудо, перегнав высокоразвитые капиталистические страны за какие-то годы, и когда он разорил народ, создав коммуны, а затем превратил коммуны в полувоенные поселения, то китайское хозяйство было дезорганизовано, и начался упадок и в промышленности, и в сельском хозяйстве. Тут нужно было бы признать свои ошибки. Но разве могли Сталин или Мао признаваться в собственных ошибках? Сталин, даже когда допустил грубейшие ошибки при коллективизации сельского хозяйства, нарушив принцип добровольности вступления в колхозы, выступил вдруг с письмом «Головокружение от успехов». То было удивительное вероломство. Но мы признали верность лозунга «Головокружение от успехов», и он вошел в историю. Однако какое же может быть истинное головокружение от успехов, которых не было? Тут не успехи, а провал! Надо было назвать все своим именем и поправить дело. Но Сталин не смог так поступить, а свалил вину на кадры, которые сначала полетели со своих постов, а потом потеряли свои головы. Мао действовал такими же способами, когда начал «культурную революцию». Эта революция – в действительности контрреволюция. Мне трудно объяснить, как она трактовалась в КПК и для народа, а в чем конкретно проявилась, это знает каждый китаец.