Читать книгу "Зло - Ян Гийу"

Дети богачей, естественно, были менее тупыми, чем дворяне. Существовала некая напряженность отношений между группами, которая отражалась тем, что дворяне честили богачей нуворишами и буржуями, а те их — дегенератами. Оба номена, пожалуй, имели под собой веские основания.

Так выглядело высшее общество класса. Родители прочих были врачи или архитекторы, судебные юристы или бизнесмены с более или менее определённой сферой деятельности. Среди данного сословия не существовало каких-то замкнутых постоянных компаний, там общались друг с другом весьма непринужденно.

В целом же класс был немногочислен, если сравнивать со стокгольмской школой, и учителям оставалось больше времени для индивидуального подхода. Основную часть уроков преподаватели стояли, наклонившись над дворянством, и пытались со смешанным чувством обречённости и отчаяния восемнадцатый раз втолковать, что число пи равняется 3,14, радиус и окружность — разные понятия, воздух не является химическим элементом, Зевс и Юпитер одно и то же, столица Египта не может называться Стамбулом, риксдаг и правительство сильно отличаются друг от друга (или что не существует политической партии с названием «красногвардейцы», и что, следовательно, таковые не обладают правительственной властью в Королевстве Швеция), а также что после 1956 года считается неправильным рассматривать евреев как плохих солдат.

Но даже если уроки проходили в крайне медленном темпе, они оставляли приятное впечатление, поскольку там никогда не находилось места даже для намёка на угрозы или силовые разборки. Никого не выгоняли, и никто не срывал занятий. Медленный темп и постоянно повторяемые для дворян объяснения вполне устраивали Эрика в отношении тех дисциплин, коим в течение полутора лет учил Окунь, из-за чего, собственно, он и не посещал тогда уроков математики, физики и химии. Здесь у него имелись серьезные пробелы.

В итоге Щернсберг представлялся как два разных пространства. В классных комнатах учителя не теряли самообладания, постоянно разъясняя сложности, не издевались над невежеством и не наказывали школяров даже в форме дополнительных домашних заданий. Но стоило шагнуть во двор, где правил совет…

В контактах с одноклассниками у Эрика имелись определённые трудности. Дворянство представляло собой отдельную группу, которая держалась крайне обособленно, без нужды не общаясь с чернью. Клуб богачей также не жаловал простонародье, даже при отсутствии столь резкой границы. Среди же остальных царило какое-то малопонятное выжидательное настроение.

Казалось, что его одноклассники слишком важничают, чтобы даже ссориться друг с другом. Прошло достаточно много времени, прежде чем Эрик повысил голос на кого-то из них. Это произошло, когда он вошёл в раздевалку после урока физкультуры, и Арне, весельчак местного значения, раньше считавшийся самым сильным в классе, стоял и тянул Пьера за жировые отложения вокруг пояса и называл его Юмбо. Эрик подошёл сзади к Арне, при этом успев совладать с навестившими его тремя-четырьмя плохими идеями.

«Завязывай-ка с этим», — сказал он не слишком угрожающе.

«А если нет, что тогда?» — спросил Арне, явно не совсем трезво оценивший ситуацию.

Естественно, напрашивался ответ:

«Тогда я ударю тебя правой в челюсть в течение пяти секунд».

Но Эрик сдержался и ограничился предложением проверить жир у него на животе, если имелось такое желание, и тему сразу закрыли. Потом Эрик порадовался за себя. Он ведь решил любой ценой не допускать силы в отношениях между собой и другими в классе.

Хотя его одноклассники производили все же несколько странное впечатление. Они часто толковали меж собой (хотя украдкой и осторожно, чтобы не провоцировать Эрика) о том, что нельзя вести себя так дерзко. Правила существуют для того, чтобы им следовать. И надо учиться выполнять приказы, коли со временем, став четырёхлассником, офицером запаса, руководителем предприятия, придется их отдавать.

«Страна должна строиться по закону», — констатировали они регулярно, используя одно из крайне немногочисленных изречений, хранившихся в их памяти.

Их нежелание разговаривать о событии в квадрате выглядело вполне понятным. Во всяком случае, оно имело своё объяснение. Ведь с их точки зрения его успех выглядел не больно-то пристойным, своего рода нарушением традиций, примерно как чавкать за столом. И что с того, что Эрику их позиция представлялась трусливой или смешной. Сродни тому, чтобы всегда кричать «Давай, давай!» команде, лидирующей в чемпионате Швеции, вместо того чтобы поддержать своих. Или выражать симпатию тому, кто в схватке находится сверху. Возможно, они давно сделали свой выбор. Они всегда поддерживали того, кто находился сверху, даже если им самим предстояло выйти на помост, заранее зная о собственном поражении. Скорее же всего, одноклассники, по крайней мере из дворянской компании, просто надеялись в недалеком будущем сами стать членами совета (большинство там принадлежало именно к родовитой знати).

«Это просто выражение их отсутствующей морали», — объяснил Пьер несколько заумно и поправил очки.

Эрик не был уверен, что понял столь глубокомысленное изречение.

За первую контрольную работу он получил отметку «В». И остался вполне доволен результатом. В отличие от Пьера, считавшего, что Эрик достоин «АВ», и за каких-нибудь полчаса доказавшего другу, черкая своим фломастером и делая исправления красивым почерком, что в двух заданиях имели место описки, а неудача с третьим вообще не поддавалась объяснению, ведь ещё три дня назад они разбирали примеры подобного типа. Но Эрик хотел просто получить положительный балл по трём провальным для себя дисциплинам. Потом к весне он собирался подняться вверх по шкале успеваемости.

Однако первенство по плаванию приближалось, и мысли о нём всё больше занимали Эрика. Его одолевало чувство неловкости. В течение четырёх лет он серьёзно тренировался в спортивном клубе, и ему не следовало соревноваться в частной школе. Его старые товарищи по Каппису посмеялись бы от души, узнай они об этом, а тренер с иронией заметил бы, что нельзя настолько понижать планку своих амбиций.

Назвать предстоящее честной борьбой не поворачивался язык.

Кроме того, такая победа наверняка не прибавила бы ему популярности, а привела к обратному результату. В любом другом учебном заведении в обычном мире, где жизнь текла по нормальным законам, ученики реальной школы порадовались, если бы кто-то из их одноклассников задал трёпку гимназистам. Но ведь здесь всё выглядело наоборот, и мысленно он готовился к новым неприятностям.

В бассейне висела грифельная доска с перечнем школьных рекордов на различных дистанциях. На 50 и на 100 метрах вольником получалось соответственно больше секунды и шести секунд в его пользу. 300 метров он, вероятно, выиграл бы с разницей в полминуты, если бы плыл в полную силу. Хотя поначалу и собирался поберечь себя для спринта.

Но он пообещал Тоссе Бергу выиграть три дистанции, а своё обещание надо выполнять. Ничего больше. Никаких наивных попыток в брассе или баттерфляе, которыми он едва владел по сравнению с ребятами, составлявшими ему компанию в стокгольмском бассейне.