Читать книгу "Королева придурочная - Галина Врублевская"

– Вы подпишите это заявление – или мне другое писать, на увольнение по собственному желанию?

Жарковский поставил свою подпись и вернул заявление Ксении.

Ксения вернулась домой и стала собирать сумку. Хотя они с Никиткой уезжали всего на несколько дней, следовало захватить все необходимое. Родион расстроено топтался рядом. Он ничем не мог сейчас помочь деду Ксении. Как назло, в последнее время дела в фирме шли неважно: заказчики не торопились рассчитаться, и все разработчики, включая Родиона, оказались на мели. Средств оставалась сущая ерунда, только на прожитие, и сиделку нанять было не на что.

– Как это все некстати, – сказал он. – и отпуск срывается. Такая хорошая погода установилась. Может, жена деда до конца лета еще поухаживает за ним?

– Я все выясню, а ты оставайся здесь до моего возвращения.

– Что мне тут одному торчать! Поеду тоже. Мне ведь нужно сделать ремонт в родительской квартире – нашу с тобой комнату подготовить, да и остальные помещения отделки требуют. Мама давно просила. И потом… мне так и так вас отвозить – не на поезде же вам ехать.

На следующий день все вместе на машине Родиона вернулись в Петербург. Родион внес сумку Ксении в квартиру деда, мимоходом представился старикам и уехал к себе. Спустя два часа жена деда покинула квартиру, объявив Ксении, что больше сюда не вернется: она, дескать, нужнее своим родственникам. Женщина, прожившая рядом со стариком пять последних лет, так и не стала для него по-настоящему близким человеком. Привлеченная солидной пенсией участника войны, она отступила, едва старик слег.

Дед лежал на кровати, беспомощный, худой, запущенный и жалкий. Слипшиеся седые пряди растрепались над головой – неживым пятном серело на подушке изрезанное морщинами и заросшее седой щетиной лицо.

– Мне бы утку, внучка, – слабым голосом произнес он.

Ксения первым делом привела старика в надлежащий вид: протерла водкой прелую кожу, посыпала ее тальком, вымыла голову, удерживая ее над тазом, подстригла волосы и ногти, переменила постель, переодела деда в чистое белье. Затем накормила супом, сваренным еще его сбежавшей женой, ои тщательно осмотрела пациента, как врач: выслушала сердце, измерила давление, изучила зрачки. Наконец усадила на кровати, постучала ребром руки под коленями и чиркнула ногтем по отдаленным участкам его ног, проверяя их чувствительность.

– А ты, дедуля, у нас симулянт! – строгим голосом сказала она. – Почему не встаем? Тебе ходить надо!

– А? Что?

– И не претворяйся, что не слышишь! Ходить, говорю, надо.

– Ноги подкашиваются, Ксюшенька. Падаю я.

– Будем упражняться. Завтра привезу тебе ходунки, будешь сам ходить в туалет. Разбаловала тебя твоя женушка.

Ксения понимала, что у деда плохое кровообращение, сердце не справлялось с нагрузкой, оттого и подкашивались ноги. Но покой, отсутствие движения усугубляли состояние. Бездействующие мышцы слабели. Получив выговор от внучки-врача, дед обиженно замолчал.

Ксения знала, что кроме нее некому ухаживать за дедом. Отдать его в интернат для престарелых она не могла – там не было достойных условий для больных стариков. Она позвонила в санаторий и попросила Жарковского заочно оформить ей увольнение и выслать трудовую книжку по почте. Главврач не препятствовал ее уходу: все усилия его были сейчас направлены на удержание спорной земли в своих руках.

Все эти дни, связанные с хлопотами о деде, и с устройством сына в детский сад, Ксения редко вспоминала Родиона. Но однажды взглянула на календарь и удивилась: поняла, что пролетело уже две недели. За все время Родион позвонил только раз, да и тот в день приезда, когда она крутилась у постели деда. Тогда разговор пришлось свернуть, но через пару дней, придя в себя, Ксения сама позвонила Родиону. Позвонила и рассказала ему все как есть, пожаловалась на трудности. И что же он? Вовсе не примчался стремглав, а отстраненным сухим голосом заявил, что уезжает в командировку. Тогда Ксения не придала значения его холодному тону, но сейчас сообразила, что он просто отстранился от ее забот. Обида заползла в сердце. Она переживает такие трудные дни, и с деньгами трудно, и со временем, надо везде успеть, а Родион даже не звонит. Ему безразличны ее дела. И расстояние здесь ни при чем: в наше время даже с Чукотки позвонить не проблема, а он собирался ехать куда-то в область. Ксения решила, что принципиально, из гордости, не будет звонить сама. Но пальцы сами схватили мобильник и набрали знакомый номер. Ксения прижала трубку к уху, сердце отчаянно билось. Телефон не отвечал. Закралась противная мыслишка: а если Родион вернулся к Ладе? Нет, к ней звонить она точно не станет. Может, узнать на работе, когда он вернется? Секретарша сообщила то, что Ксения и так знала: Стрельцов в командировке. Когда он вернется, девушка сказать не смогла. Что же, по крайней мере Ксения узнала, что Родион жив и здоров. А если не звонит, значит, не хочет. При других обстоятельствах у Ксении опустились бы руки, но сейчас маленькая семья из трех человек держалась на ней, и приходилось быть мужественной и стойкой.

В квартире деда, как и в ее собственной, имелось пианино. На нем несколько лет назад играла родная бабушка Ксении, услаждая старика мелодиями их довоенной юности. Незадолго до смерти она вызвала настройщика и привела пианино в порядок. Наличие инструмента спасало Ксению от нищеты. Вскоре на платный урок музыки к ней домой пришла первая ученица, дочка соседки по лестнице. Затем появились еще две. С работой врача Ксении пришлось на время расстаться, она должна была постоянно находиться при дедушке. Ее приработка да его приличной пенсии должно было хватить, чтобы прожить втроем. С первого сентября сын Ксении начал ходить в подготовительную группу детсада – ему уже исполнилось шесть лет.

Жизнь Ксении вышла на новый виток, там не нашлось места для любви. Однако бесприютная ее любовь кружилась рядом всякий раз, когда Ксения садилась за фортепьяно и играла для самой себя.

На другом конце города, в отремонтированной квартире Родиона (хозяин ее и не думал никуда уезжать), любовь Ксении тоже была нежеланной гостьей.

Часть вторая

1

В начале сентября состоялось последнее заседание суда по делу о разводе Ксении и Вадима. Чтобы поставить точку в затянувшемся процессе, Ксения приняла условия Вадика. Главной ее потерей стала родительская квартира, но взамен она обрела долгожданную свободу. Хотя… свободу весьма относительную. Сейчас на ее руках были маленький сын и немощный дед – в его квартире теперь обитала маленькая семья из трех человек. Заботы о старике и сыне стали для Ксении первостепенными. Дед благодаря Ксении приободрился и как мог, старался облегчить жизнь внучки. Держась за ходунки – подобие спинки железного стула, перемещался по квартире, стуча по паркету: поднял – опустил – сделал шаг. В общем, держался молодцом. Зато Никитка с трудом приживался в новом детсаду. Он не мог усидеть на месте, без спроса покидал комнату для занятий – в подготовительной группе ребят приучали к школьным порядкам. Ксения в замешательстве теребила свою сумочку, выслушивая жалобы воспитательницы: отголоски семейных скандалов с Вадиком отзывались на сыне. Ее обнадеживало лишь то, что мальчик быстро соображал, на лету схватывал знания. Однако усидчивости ему явно недоставало. Ксения сама поставила ему диагноз – гиперактивность. Много хлопот было с Никиткой и дома. Энергию мальчика требовалось направить в подходящее русло – но без мужской руки сделать это было нелегко. Дед был не в счет, своенравный мальчишка абсолютно не слушался больного старика.