Читать книгу "Леди не по зубам - Ольга Степнова"

– Ты говоришь это так, словно ты не совсем президент Буш.

Официантка вернулась и поставила на стол блюдо с крохотными пирожными.

– Мы не заказывали! – удивилась я, но Дэн перебил меня:

– Это бесплатно прилагается здесь к любому заказу. Всё вкусненькое! Попробуй.

У меня не возникло ни малейшего желания закусывать текилу пирожными, поэтому я проигнорировала его предложение.

– И как тебе удаётся быть везде завсегдатаем?

– Ты только что сама поставила мне диагноз: обаятельная сволочь. Я нравлюсь людям. А люди нравятся мне!

– Особенно бабы.

– Особенно женщины! Я пришёл сюда за десять минут до тебя и успел подружиться с Катюшей. Она мне всё рассказала об этом кафе.

Он не притронулся ни к кофе, ни к пирожным, и стал надоедать мне своей раскрепощённостью, уверенностью и неотразимостью.

Не такой уж он обаятельный. Не так уж хорош собой.

Позёр и трепло.

Это я тоже сказала вслух и добавила:

– Давай, выкладывай, зачем ты меня позвал, господин НЕ совсем путешественник и НЕ совсем президент Буш.

– Я… мне нужно сказать тебе…

У него зазвонил мобильный.

– Извини! – Он вытащил из кармана трубку и ответил на звонок.

– Да, Леночка! Я не могу сейчас говорить. Нет, ты меня неправильно поняла…

Леночка оказалась занудой, потому что он встал и, прикрыв рот рукой, чтобы слова звучали тише, ушёл в соседнюю кабинку.

Возле чашки с «американо» остался лежать его кожаный бумажник. Вернее, не бумажник даже, а портмоне – в котором носят не только деньги, но и документы, кредитные карты и много чего ещё…

Я была бы не я, если бы не сунула туда нос.

То, что лежало под прозрачной корочкой меня потрясло.

Во рту пересохло, а сердце глухо заколотилось в самых отдалённых уголках моего организма.

В портмоне, там, где обычно носят фото любимой, лежала фотография Бизи.

Я хорошо знала этот снимок. Он был вырезан из общей школьной фотографии, сделанной в конце прошлого учебного года. Точно такая же лежала у нас дома, в Сибирске. На ней был десятый «В», в котором Глеб был классным руководителем, учителя и директор. Я запомнила эту фотографию ещё и потому, что Бизя рассказал связанную с ней смешную историю.

Как водится, в конце учебного года в школу пригласили фотографа.

Фотограф брал много и слыл большим профессионалом. Когда детки вместе с учителями выстроились перед объективом в шеренги, фотограф спросил:

– Улыбаться-то будем? Отчего кислые, будто учебный год только начался?

– А ну-ка, ребята, все дружно говорим «чи-и-из»! – проявила инициативу химичка.

– Вчерашний день! – вдруг воскликнул фотограф. – Нужно дружно кричать: «жопа!» Тогда улыбки получатся до ушей! Проверено многократно.

Шеренги повалились от хохота, нарушая скучную геометрию. Нехорошее слово с готовностью заорали все, даже стыдливая биологичка, даже строгая англичанка, даже директор, впрочем – это было его любимое слово. Только Бизя не закричал. Он нахмурился, сильно озадаченный непедагогичностью момента. Так на фото и получилось: все хохочущие, весёлые, и – озабоченный, хмурый Глеб.

Я сразу увидела – фотография Глеба вырезана из того, общего школьного снимка. И почувствовала решимость порвать Никитина на кусочки, если он не расскажет, что всё это значит.

Дэн вернулся немного смущённый, наверное, Леночка умела спускать с него стружку.

Увидев, что я стою возле стола и держу в руках его портмоне, он побледнел и подошёл ко мне вплотную.

– Что это? – я сунула ему под нос фотографию. – Говори, дрянь, откуда и зачем у тебя это! – Я не говорила, а шипела. Сомневаюсь, что он различал слова.

Дэн подошёл ещё ближе.

– Ты поторопилась, – сказал он, забирая из моих рук портмоне. – Зачем ты поторопилась?! Я сам хотел тебе всё рассказать! – Он нагнулся ко мне, взял двумя пальцами за подбородок и поднял моё лицо так, что наши глаза оказались почти на одном уровне. – Я сам хотел тебе всё рассказать, – почти по слогам повторил он.

Наверное, этот гад обладал какими-то гипнотическими способностями, иначе чем объяснить то, что я позволила ему держать себя за лицо, долго смотреть в глаза, и молчать, не отвечая на мой вопрос…

Глаза у него были серые, бездонные и безгрешные.

– Вот они! – раздался вдруг звонкий голос барменши Катюши.

Мы с Дэном обернулись одновременно. Я только успела почувствовать, как его прохладные пальцы отпускают мой подбородок.

В дверях кабинки стоял Бизон.

Наверное, если бы Глеб увидел мой труп, он выглядел бы не таким потрясённым. За секунду, на которую наши взгляды скрестились, он успел побледнеть, покраснеть и опять побледнеть так, что белизна стен показалась ничтожной.

– Я сейчас всё объясню, – быстро сказала я самую пошлую и никчёмную в этом случае фразу, но Бизя её не услышал, потому что развернулся и выбежал из кафе.

Я побежала за ним.

На улице, освещенной одним фонарём, никого не было.

– Глеб! – крикнула я, оглядываясь по сторонам. – Гле-еб! – Слёзы перехватили горло, и голос сорвался.

– Беги к гостинице, а я проверю сквер! – крикнул Дэн, догнавший меня.

Мы помчались в разные стороны.

В номере Глеба не было. Я три раза обежала гостиницу, когда увидела бегущего мне навстречу Никитина.

– Его нигде нет, – запыхавшись, сказал он. – Как сквозь землю провалился!

– Сволочь, – не сдержала я слёз. – Ненавижу тебя! Говори, скотина, откуда у тебя его фотография и почему ты всё время попадаешься нам на пути! Говори, или я задушу тебя своими руками!

– Мне его заказали, – дрогнувшим голосом сказал Дэн.

– Тебе его заказали, – тупо повторила я и заорала как истеричка:

– Кто?!!

Бизон

Проститутки у этого кабака стоили пятьсот рублей штука.

Я не знал, дорого это, или нет, поэтому взял сразу трёх.

Первая была блондинка, вторая – блондинка, третья… настолько блондинка, что сливалась с двумя предыдущими. Всё у них было как надо – колготки сеточкой, губки бантиком, сиськи домиком, жопки кроликом… Короче, они были не чета Элке.

Чтобы их не путать, я всех назвал Ксюхами. Они откликались послушно и благодарно, так как отчего-то сразу поняли, что использовать по назначению я их не буду, зато в ресторане накормлю до отвала.

Кабак оказался дрянной.

Меня тошнило от вида пищи, от девок, которых я снял, от блатной музыки, гремевшей со сцены. Особенно меня тошнило от воспоминаний.