Читать книгу "Цена всех вещей - Мэгги Лерман"

Спустя несколько дней ко мне в комнату ворвалась мама.

— Маркос, где деньги?

По ее лицу я понял, что косить под дурачка или сваливать вину на кого-то из братьев не имеет смысла. Ее просто трясло от ярости, седые кудри подпрыгивали, а лицо пошло красными пятнами. Было кое-что еще, но что, я не мог точно определить.

— Их нет, — ответил я.

Она больно впилась ногтями мне в руку, но я даже не дрогнул.

— Это не игрушки. Ты должен отдать мне деньги сейчас же.

Теперь все встало на место. Мама выглядела испуганной.

— Почему это так важно? Боишься, что появится еще несколько седых волосков?

— Я боюсь не за себя, идиот. Твой брат… — она вдруг осеклась.

— Мой брат что?

— Ты даже не представляешь, что натворил.

— Для кого эти деньги? Для Дева? Для Кэла? Но зачем? Что с ними не так?

Она впилась взглядом в мое лицо.

— Все со всеми в порядке, — сказала она. — Отдай мне деньги, Маркос. Я не шучу.

Я скрестил руки и посмотрел на нее сверху вниз.

— Скажи, для чего они.

Она уставилась на меня. Что бы это ни было, мама пыталась решить, говорить мне или нет. Я даже не догадывался, о чем идет речь. На самом деле мне было все равно. То, что она не хотела говорить, было даже удобно, вот и все. Ну а если она расскажет, это только плюс. Я не упущу ценную информацию.

Но она не сказала. Выражение ее лица вдруг изменилось, мама почти ухмыльнулась. Подлетев к шкафу, она открыла среднюю секцию, где я хранил несколько кальянов, которые собирался сбыть покупателям. Я и не подозревал, что она знает о курительных трубках, однако хватило секунды, чтобы все осознать.

— Ух… — Вот и все, что я успел сказать прежде, чем она в ярости швырнула кальян.

— У тебя нет от меня секретов, Маркос, я твоя мать. — Она взмахнула трубкой, словно дирижерской палочкой. — Думаешь, я об этом не знаю? Я все знаю. Я знаю, с кем ты общаешься, что ты для них делаешь. Я знаю, сколько денег у тебя в кошельке. Я знаю всех твоих девушек и их родителей. Я знаю даже, какие порносайты ты посещаешь.

— Мама, пожалуйста…

Она направила трубку мне в голову.

— Я знаю про тебя все, Маркос. Ты мой ребенок. Если думаешь, что сможешь спрятать от меня деньги…

— Вот и ищи их тогда. Если знаешь обо мне все. Покажи, где они лежат. — Я старался смотреть на нее, а не на пару заношенных кроссовок в спортивной сумке, где спрятал лишнюю тысячу. Она, не двигаясь, смотрела на меня. Ждала, что я выдам местонахождение денег.

— Думаю, ты понимаешь, что находишься теперь под домашним арестом, — в конце концов заявила она.

— Удачи в поисках.

На ее глаза навернулись слезы. Возможно, от грусти, возможно, от бессилия — я не знаю.

— Я готова на что угодно ради вас, мальчики. Я всегда все для вас делала. И никогда ни о чем не сожалела. — Я понятия не имел, что она имеет в виду, но все же был не настолько холоден, чтобы оставаться равнодушным к слезам матери. — Ты даже не представляешь, как это тяжело — каждый месяц — но это стоит того. Ты неблагодарное, избалованное маленькое дерьмо.

— Ой, мам…

— Не вздумай снова трогать эти деньги, Маркос…

Едва убедившись, что она покинула дом, я тут же вынул остатки денег из кроссовки и перепрятал их в карман, поклявшись потратить при первой возможности. А когда я заметил, что дочь гекамистки каждый день во время тренировок околачивается возле бейсбольного поля, я расценил это как знак свыше. Нам стоило кое-что обсудить — приятный сюрприз на черный день.

Мама не разговаривала со мной еще три дня, до самой смерти Уина.

25

Ари

За два дня до отъезда, в пятницу (это была середина июля), Эхо заявилась ко мне прямо на работу. «Свит Шоппе» предназначался для туристов и располагался на главном туристическом маршруте, чуть ниже магазина Уотерсов.

В основном в «Свит Шоппе» было холодно, и меня пробирало до костей. Но стоило войти в ритм, и время текло очень быстро. Повернуться, зачерпнуть, наложить, отдать. И не нужно думать. Ни об этом, ни о чем-то еще. Например, о том, что Маркос отказался дать мне пять тысяч долларов. И еще о том, что сегодня утром я завалила очередное занятие и даже умудрилась подвернуть лодыжку из-за потери координации. А также о том, что с самого пикника Диана ведет себя крайне загадочно и осторожно, делая при этом вид, будто ничего не происходит.

Эхо влетела, как черное облако, разрушая пастельное умиротворение туристической жизни. Я ощущала ее приближение даже несмотря на то, что смотрела исключительно в контейнер с мороженым. Каменистая дорога. Арахисовые хрустики. Шоколадно-мятные ломтики.

Черные ногти застучали по стеклу.

— О, привет! — сказала я.

— Я пришла за деньгами. — От нее исходил жар, способный растопить любое мороженое. Он был даже сильнее, чем я запомнила. В памяти вдруг снова всплыло давнее воспоминание, легкое, как перышко.

Это необъяснимое чувство помогло мне взять себя в руки и притвориться сильной.

— У меня их нет.

— У тебя было две недели, — заявила она.

— Двенадцать дней.

— Ну конечно, еще поспорь со мной. Ты, должно быть, хочешь, чтобы все узнали твой секрет.

— Я не спорю, но у меня все равно нет пяти тысяч долларов. Так что я нахожусь в трудной ситуации.

— Мне она не кажется трудной.

Я сильно сжала металлическую ручку черпака для мороженого. Запястье шевельнулось, и внутри тут же что-то хрустнуло, щелкнуло. Как раз в том месте, которое я повредила вчера при падении. «Проблема», — подумала я, и тут мы с Эхо увидели, что мое запястье выгнулось под девяносто градусов, в то время как локоть остался на месте, вообще отказываясь шевелиться. Это была не просто проблема. Это был тупик. Я затрясла рукой, но в итоге лишь ударила себя в бок. На долю секунды мне показалось, что Эхо собирается сказать что-то сочувственное.

— Слушай, — в конце концов произнесла она, немного смягчившись. — Я дам тебе фору. Если принесешь четыре тысячи, будем считать инцидент исчерпанным.

Я подумала о деньгах, которые откладывала с зарплаты в «Свит Шоппе», и деньгах, которые скопила, продолжая носить одни и те же старые туфли. У меня не было и четверти нужной суммы.

— Возможно, я могла бы отдать тебе тысячу.

Эхо закусила нижнюю губу. Ее правая рука нервно скользила по левой вверх-вниз. В итоге она покачала головой.

— Так не пойдет. Мне нужно по крайней мере четыре тысячи, и нужно прямо сейчас. — Она тихо пробормотала себе под нос что-то вроде: «Бежать еще не время».