Читать книгу "Вся правда во мне - Джулия Берри"

– Что дай?

Это напомнило мне, как мама заставляла меня сказать «пожалуйста», когда я была совсем маленькой. Я рассердилась.

– Дай, – повторила я и показала на лопату. Если она и дальше будет издеваться надо мной, я больше не буду ей предлагать свою помощь.

– Дай мне, – поправила она меня. – Это звучит по-дурацки. Говори, как думаешь. Используй все возможности. Пробуй. Тяни язык!

Для букв «Н» и «Д» моему языку нужно дотронуться до внутренней стороны зубов, я знала, что так далеко он не дотянется. Она уже достаточно вывела меня из себя, чтобы я ей показала. Я вытянула обрубок языка вперед.

– Ай ме, – сказала я, стараясь не показать своего раздражения.

– Здорово! – широко улыбнулась Мария. – По-моему, у тебя слегка подучилось «Д». Попробуй еще раз. Резко оборви звук. Благодаря нашему говору мы все и половины «Д» не выговариваем.

Я нарочито старательно попыталась вытянуть язык и стала выглядеть как пьяный идиот. Я оглянулась, но никаких свидетелей, кроме сосулек, свисающих с крыши, не заметила. Чтобы выговорить звук, я тянула язык к зубам так сильно, что его свело, и максимально расслабила губы.

– Ай ме. А-ай ме. Д-аай ме. Да-ай мхне.

Мария вскрикнула и показала на мой рот.

– Вот видишь! Упражняйся. Упражнения – все, что тебе требуется. Ты никогда не выиграешь конкурс ораторского мастерства, но тебя начнут понимать, если ты будешь практиковаться. Вот тебе лопата. Ты ее заслужила.

Подмигнув, она протянула мне ручку и вошла в дом.

Я не знала, смеяться мне или бросить лопату и бежать домой. Дай мне. Дай мне. «Д-ай мхне». Это «Д» уже не спутать ни с какой другой буквой. Я еще и еще произносила эти слова. «Н» тоже стало получаться гораздо лучше, хотя и не так хорошо, как у Марии. С «Д» все оказалось чуть тяжелее, но и оно в конце концов получилось вполне приемлемо.

Мария вернулась со второй лопатой, и я ее простила.

– Д-ай мхне, – произнесла я.

Мы принялись чистить снег, и скоро наши лица оказались припудрены им как мукой.

– Давай подумаем, какие еще слова с буквой «Н» и «Л» ты можешь попробовать?

Я задумалась. Мне все время приходилось думать о движении обрубка языка. Я так боялась, что пущу слюни!

– Колени. – Слюни так и хлынули. Я вытерла губы и продолжила. – Низко. Нога. Лохадь. Лу… – Я почувствовала, как лицо, несмотря на снег, стало горячим.

Мария подмигнула.

– Все правильно. Можешь произнести его имя громко. Мне теперь все равно.

Я очень постаралась, чтобы на моем лице ничего не отразилось. Надо же так оплошать!

– Лу-ках, – произнесла я и пожала плечами, как будто это имя для меня ничего не значит.

– Леохн.

Мария улыбнулась.

XIII

Небо порозовело, я сказала Марии: «До хвидания». Она захлопала в ладоши. Мы так и не заходили к ней в дом, зато прочистили тропинку к дороге, к дровам и хлеву. Я настолько осмелела, что поцеловала ее в холодную от мороза щеку, она поцеловала меня в ответ. Как давно я никого не целовала?

Я заспешила домой. Руки и ноги промокли. Проходя по главной улице, я заметила в дверях своего дома Брауна, разговаривающего с Авией Праттом. Браун энергично кивал, слушая собеседника. Заслышав мои шаги, они обернулись. Никто из них не произнес ни слова, только член городского совета Браун слегка наклонил голову в знак приветствия. Я пробежала мимо них так быстро, как только могла.

Солнце светило мне прямо в глаза, и я заслонила лицо ладонью. Казалось, оно садится прямо на дом моей матери. Или твой.

Когда я проходила мимо него, ты стоял в дверях с охапкой дров в руках. Увидев меня, ты бросил дрова и побежал ко мне. Но в ботинках ты мог идти только по своим же следам, я же на своих снегоступах скользила как водомерка по ручью. Я шла, все время оглядываясь, а когда ты пытался посмотреть на меня, тебя слепило солнце. Твой нос был красным и мокрым. Наверняка и мой тоже.

– Джудит, – сказал ты, – пожалуйста, не убегай.

В надежде увидеть хоть одного прохожего, хоть Гуди Праетт, я обернулась. Без свидетелей ты без опаски можешь называть меня по имени, данному мне при крещении. Что ж, сегодня твой день.

Ты встал так, чтобы солнце не так слепило, и стал меня разглядывать. К счастью, я успела намотать шарф по самые глаза.

Ты вытер нос рукавом и сделал еще одну попытку.

– Вчера ночью… я просто не знал, с чего начать… Я не хотел…

Обычно я терпелива, когда мне приходится чего-то ждать, но сейчас солнце могло сесть раньше, чем ты закончишь свою мысль. Мне бы не хотелось еще раз оказаться на улице ночью.

– Д-ха? – «Х» было практически неслышно.

Ты так резко вскинул голову, что мне стало смешно. Как петух. Мне захотелось расхохотаться. На этот раз мне удалось тебя удивить. Это придало мне храбрости.

– Да, миштер Уайтинг? – Меня саму удивило, насколько чисто и похоже на обычную речь это прозвучало. Несмотря на некоторую странность, мой голос был мягким и приятным, слова звучали словно музыка. Звуки были совсем не грубыми. В голосе явственно слышались интонации, с которыми говорил мой папа, твоему отцу не удалось у меня этого отнять.

Ты снова вскинул голову.

– Ты говоришь. – Прости, но это прозвучало довольно глупо.

– Да, – кивнула я. Конечно. Ты был совершенно сбит с толку. Как забавно.

Я судорожно перебирала в голове звуки и слова, которые могла и не могла произнести, пытаясь придумать, как закончить разговор. Потом решила, что это не важно. Я больше не хочу тебе понравиться, поэтому как получится, так и получится.

Я слегка наклонила голову.

– Мое почтение, мистер Уайтинг, – так вежливо могло получиться только у мамы Марии.

И не оглядываясь, я пошла к маминому дому, за заснеженную крышу которого уже собиралось нырнуть заходящее солнце.

XIV

На воскресную службу я пришла пораньше. Мама с Дарреллом опять остались дома. Обычная отговорка про уход за больным все еще работала, но так не могло продолжаться целую вечность. Я пришла потому, что это было законом, но кроме того, мне нужно было послушать разговоры и посмотреть с моей задней скамьи на людей. Молитвы и проповеди меня не интересовали. И ты тоже.

Зато у Юнис Робинсон намерения не изменились. Под звон колоколов она просеменила по проходу и снова села напротив тебя. Наверняка перед тем, как войти в церковь, она щипала себе щеки. Ты вознаградил ее за муки своей улыбкой.

Твои волосы были тщательно расчесаны и блестели, лицо гладко выбрито. На черном пальто, сшитом к свадьбе, ни пылинки. Приглядываешь себе новую невесту? Надоело слышать проклятия от родственников Леона?