Читать книгу "Fly by Night. Хроники Расколотого королевства - Фрэнсис Хардинг"

Добряк Построфий еще не открылся взору, а Мошка уже ощутила мертвенный холод. Здесь было слишком тихо для городского сквера — такая тишина бывает только на кладбище. Но надгробий Мошка не увидела. Вместо них газон усеивали тысячи птичьих перьев, воткнутых в землю, — голубиных, сорочьих, утиных, фазаньих, вороньих. Многие были поломаны и растрепаны.

Мурашки пробежали у Мошки по спине. Никогда еще она не видела столько перьев, такого невообразимого, жуткого плюмажа. Ей вспомнились слова одного коробейника о «столичном плюмаже», и теперь она поняла их значение:

«А больше не было места в городе. Если только за стенами. К тому же казненных кучами скидывали в ущелья. Кто взялся бы их разгребать? Даже когда Птицеловов свергли».

Выходит, такой мемориал есть в каждом городе королевства, где Птицеловы проводили чистки. Каждое из этих перьев олицетворяло человека, казненного Птицеловами, — мужчину, женщину или ребенка. Перья были разными — то ли каждому сословию своя порода, то ли еще как. Мошке стало дурно. У нее возникло такое чувство, будто перед ней — разверстая рана города.

Оправившись от потрясения, она заметила, что не одна здесь. Кое-где мелькали люди, они переговаривались шепотом или скорбно кивали друг другу. Кто-то сидел на коленях, заменяя поломанные перья новыми.

На небольшом пьедестале, протягивая руку в жесте утешения, восседала статуя Добряка Свояка, что доносит молитвы усопшим родным. Перед ним колосились фазаньи перья. Мошка присела и провела по ним ладонью, словно скорбя о ком-то.

Затем она достала из-за пазухи письмо и, борясь с желанием оглядеться вокруг, вложила его между перьев. Дело было сделано. В этот самый миг она нарушила договор с Книжниками. Узнай они об этом, положат ее под печатный станок и раскатают в тонкий лист.

Она поспешила назад, в брачный дом, шарахаясь от прохожих в перчатках. Открыв дверь их с Клентом комнаты, она перевела дыхание и… увидела Клента — тот сидел в кресле с выражением смутной тревоги на лице.

— Что? — спросила Мошка.

Заметил ли он землю у нее на коленях? Или ему уже донесли? Нет, не может быть. Но хочется ясности.

— Ну что? — повторила Мошка.

— Пожалуй, — начал Клент, подняв указательный палец. — Пожалуй, если ты так настаиваешь, мы вернем стихийное бедствие, которое ты называешь гусем. Но… Гусь должен сам зарабатывать себе на хлеб. Если будет нужно, мы запишем его, скажем… младшим агентом гильдии Книжников, по их усмотрению.

Мошка хлопала глазами, пытаясь понять, то ли он издевается, то ли сошел с ума. Пришла к выводу, что скорее всего второе. Но даже если так, его сумасшествие играло ей на руку. Предположим, леди Тамаринд заплатит ей, но не сразу, пройдет время, день-другой. Зачем рисковать, если Клент предлагает помощь сейчас?

— Хорошо, — кивнула она. — Годится.

— Чудно, — сказал он с облегчением. — Что ж, приготовь мой сюртук и парик, мы нагрянем к капитану Куропату после завтрака.

«Парик!» — пронеслось в голове у Мошки.

А Клент преспокойно спустился вниз распорядиться о завтраке.

Через пару минут Мошка тихо стучалась в дверь рыжеволосой пирожницы. Она услышала возглас и приняла его за разрешение войти. Но, открыв дверь, обнаружила, что девушка сидит на полу с батистовым отрезом в руках, а в глазах у нее блестят слезы.

Мошка поняла, что пришла не вовремя, но делать было нечего. Она не знала, что говорить в такой момент, так что просто показала растрепанный парик.

— Это парик мистера Клента, — сказала Мошка. — Я на него наступила.

Пирожок шмыгнула носом, смахнула слезы, и ее лицо приняло обычное деловое выражение.

— Да по нему прошелся полк солдат…

Она поднялась и взяла парик.

— У меня есть нужная щетка, — сказала Пирожок. — Мы одалживаем парики грумам, ты бы видела, в каком виде их нам возвращают…

Мошка смотрела, как умелые руки девушки возвращают парику прежние очертания.

— Значит, Бокерби тебя бьет, — начала Мошка.

— Что? Ой, нет… Почти никогда. Это я так… Из-за свадьбы. Я всегда плачу, когда у нас свадьба.

Мошка была совсем сбита с толку.

— Что — при каждой свадьбе? Но ты же живешь в брачном доме! Тогда понятно, чего ты такая тощая — наверное, вся высохла от слез.

— Да нет… Просто мне нравятся свадьбы, — сказала Пирожок печально. — Люблю смотреть, как парни пишут свое имя в книге. Если, конечно, писать умеют. И мне нравится угощать их пирожками. Нравится видеть счастливые пары. И даже когда кто-то боится или пьяный. Люблю смотреть, как они одеты во все красивое. Люблю обсыпать их конфетти. Наверное… я им просто завидую.

Пирожок опустила щетку. По выражению ее лица Мошка поняла, что любое доброе слово вызовет поток слез и про парик Клента можно будет забыть.

— Да все у тебя будет, — сказала она. — Ты ж это… Не уродина какая. Так только, в веснушках.

Мошка сама поняла, что ляпнула от души, но ничего лучше не пришло в голову. К счастью, Пирожок, с головой погрузившись в собственные мысли, пропустила слова Мошки мимо ушей.

— Бесполезно, — протянула она, — кто меня возьмет с таким прошлым. Тебе еще не рассказали? Ну, расскажут… Отец хотел жениться на маме, а потом его переклинило и он уплыл в море. Когда вернулся, мама уже умерла. А мне было десять лет.

— И он тебе ничего не дал?

— Ну еще бы… Взял к себе. Ты же видишь, дал мне место. Что еще сказать…

— Так Бокерби — твой отец?

— Ну да. Он хороший. Когда мы вдвоем, не грубит, не обижает. Наверное, ему жаль, что он не женился на маме и не может теперь называть меня дочерью. Смешно даже — мы выписываем столько брачных свидетельств для всяких людей, а если хорошо попросят, даже ставим прошедшую дату. Чтобы ребенок был зачат в браке, как положено. Но мне уже поздно что-то менять.

Пирожок нахлобучила парик на два кулака, покрутила его, осматривая со всех сторон, и сказала:

— Ну вот. Вроде сойдет.

Когда Клент вернулся в комнату, Мошка уже начищала его ботинки. Ее невозмутимый вид слегка насторожил его, но он не подал вида. Вместе они спустились к завтраку.

За столом Клент держался необычно тихо. Мошка решила, что он планирует разговор с Куропатом. Все, что ей нужно знать, он обязательно ей сообщит. Ее собственная голова была занята мыслями о Сарацине — как приятными, так и тревожными.

Бокерби объяснил им, что баржи и яхты швартуются вблизи Рыбацкой бухты, но после завтрака там никого не застанешь.

Рыбацкая бухта врезалась в старую городскую стену, чтобы было удобнее разгружать суда. Мошка и Клент спустились к берегу по дорожке из кирпича, переходящей в деревянный трап, по которому моряки катают бочки.

— Вон она, наша баржа, — сказала Мошка.