Читать книгу "От сохи до ядерной дубины - Владимир Губарев"

– Вы были лишь исполнителями? Или все-таки в определенной степени определяли ядерную стратегию страны?

– Конечно, мы ее не определяли, но наша работа влияла на поведение политических деятелей. Хочу сказать: я не собираюсь оправдываться, более того – ничуть не жалею, что попал сюда, принимал участие в создании оружия. Мы работали ради укрепления обороноспособности страны, причем не жалея себя. Вместе со всей страной, потому что ядерное оружие – это труд многих тысяч людей. И совесть у нас чиста, так как у нас не было Хиросимы и Нагасаки. И аварий с оружием не случилось ни разу… Где тут дерево, постучу…

– Я присоединяюсь – постучу тоже… Знаю, что недавно группа специалистов была приглашена в США, где им показали способы и методы борьбы с подобными авариями так сказать, американцы делились собственным печальным опытом.

– К счастью, у нас таких серьезных аварий не было… Ну а что сейчас? Мне представляется, что ядерное оружие будет существовать еще достаточно долго. Говорят: «оружие массового уничтожения». А что произошло с Дрезденом? Сколько там погибло жителей в результате «ковровых бомбежек»? Около сорока тысяч… Это без всякой атомной бомбы. А в Ираке?.. Конечно, ядерное оружие обладает особыми свойствами, многофакторностью воздействия, но современные виды оружия тоже, я бы сказал…

– …не подарок!

– Вот именно! Так что необходимо думать гораздо шире, не упираясь только в ядерное оружие, хотя его, конечно, нужно сокращать… На мой взгляд, будущее ядерного оружия – это в первую очередь уменьшение численности боеприпасов, повышение его безопасности, особенно в нашей стране, и создание новых, более надежных и безопасных его видов.

– В таком случае необходимы испытания?

– Оружие не может существовать без них. Я иногда слышу, мол, можно создавать оружие и не испытывать его. И ссылаются на Андрея Дмитриевича Сахарова. Я разговаривал с ним об этом за три дня до его смерти. Он не изменил своей точки зрения, хотя я пытался его переубедить, напомнил несколько случаев из нашей совместной работы. Я отношусь к Андрею Дмитриевичу с глубоким уважением, являюсь его учеником, но в данном случае он неправ. Если подходить к оружию как к техническому средству, то без испытаний нельзя… Кстати, самое любопытное, об этом начинают говорить те, кто прекращает работать или не имеет никакого отношения к созданию оружия… На самом деле вопрос об испытаниях сильно политизирован. Да, были воздушные испытания. Это одно. Подземные – совершенно другое. Даже в том памятном разговоре Андрей Дмитриевич признал, что подземные ядерные взрывы безопасны. Это я говорю для тех, кто привык ссылаться на авторитеты.

– Но это в том случае, если есть гарантии безопасности?

– У нас есть технология, которая предусматривает, что вообще ничего выходить не будет. Почему-то она до сих пор засекречена, все эти данные, я считаю, надо довести до общественности, которая ведет дискуссии об испытаниях. Зачем же скрывать новое?!

– Итак, нашему поколению уже жить не придется. Каким же оно будет?

– Все зависит от системы вооружений. Одно дело доктрина, которая фиксирует: у нас нет постоянного противника, то есть должна быть оборона по всем азимутам.

– Кажется, это определение принадлежит Шарлю де Голлю?

– Возможно. Итак, система… Мне кажется, с ядерным оружием дело должна иметь профессиональная армия. Наше оружие требует профессионалов – необходима ответственность при обращении с ним. И должна быть выбрана стратегия гибкого сдерживания и гибкого реагирования. Этим целям и будут отвечать войска, оснащенные ядерным оружием… Сейчас идет дискуссия о тактическом и стратегическом оружии. Но дело не в названии. К сожалению, наше оружие проникло в разные роды войск, то есть находится и там, и там, и там. Это недопустимо! Ядерные войска должны находиться в ведении президента. Сейчас я так понимаю, что для нас сегодня тактическое ядерное оружие является стратегическим, особенно после ликвидации противостояния с Америкой. Часто говорят: а кто собирается на нас нападать? Если следовать этой логике, то и армия не нужна, и вооружения. Чем слабее мы будем, тем больше соблазнов, – по-моему, это ясно.

– Юрий Алексеевич, ходят слухи, что идея о перенацеливании наших ракет с целей в США, которую обнародовал Ельцин, принадлежит вам? Это предложение, как известно, вызвало в мире много кривотолков, более того – некоторые посчитали идею эту авантюрной. Вы слышали об этом?

– Могу сказать только одно. Я знаю заявление президента, и я понял его не так, как вы. Речь шла о ликвидации антиамериканской направленности, то есть о снятии полетных заданий с ракет, нацеленных на США. А пресса все перевернула вверх ногами, мол, давайте с городов перенацелим на военные объекты. Это глупость, потому что стрелять по городам или военным объектам – одно и то же, радиоактивное заражение будет везде. А вот исключить вообще возможность стрельбы – совсем иное дело! Я считаю, что это был политический шаг, шаг доброй воли. Надо было показать, что мы не являемся противниками. И, честно говоря, можно было ожидать ответной реакции, но, к сожалению, ее не последовало – американские ракеты по-прежнему нацелены на нас.

– В нашем разговоре вы невзначай упомянули, что «надо заниматься безопасностью оружия, особенно у нас». Что конкретно вы имели в виду?

– Я не само оружие имел в виду, а ситуацию, складывающуюся в России и республиках. Падение дисциплины, возможность аварий при транспортировке и так далее. Даже терроризм может быть.

– Из-за развала в стране есть опасность «небрежного» отношения к оружию?

– Нет, так нельзя говорить. Напротив, сегодня меры по предотвращению таких аварий ужесточаются. Большую и основную работу проводят военные, а мы поддерживаем их техническими средствами.

– В ноябре 1992 года вам исполнилось 65 лет, сколько лет вы здесь работаете?

– Сорок два.

– Вы пришли сюда рядовым инженером?

– Лаборантом.

– А теперь?

– Первый заместитель научного руководителя.

– Я знаю, что в Арзамасе-16 за званиями и наградами не гонятся – их дают. Какие у вас?

– Академик. Доктор наук. Звание профессора так и не оформлял – некогда, да и значения этому не придаю. Лауреат Ленинской и Государственных премий. Герой Социалистического труда… Ну и так далее. Зачем об этом спрашивать?

– Чтобы задать следующий вопрос: какая награда для вас самая дорогая?

– Когда получается то, что задумываешь. Я имею в виду не награду, а реализацию научной идеи.

– А когда вы впервые это ощутили?

– По-настоящему впервые в 1958 году… Нет, простите, раньше… в 55-м!.. Тогда у нас был самый настоящий технологический прорыв – одну идею осуществили, к которой я имел самое непосредственное отношение.

– Иногда ядерщиков называют «слепыми ястребами». Обидно такое читать и слышать?