Читать книгу "Тайна двух океанов - Григорий Адамов"

Павлик, увлеченный общим волнением, рвал руками водоросли, хватал морские перья, не боясь ожогов, которые он неминуемо получил бы, если бы прикоснулся к ним голыми руками.

— Что за горячка? — послышался вдруг густой голос Скворешни. — С ума вы тут посходили?!

Вместе с Цоем он опустился на дно рядом со всеми, и некоторое время, ожидая ответа, оба с удивлением смотрели на своих друзей.

— Чего ты стоишь, каланча? — накинулся на Сквореш-ню, не прерывая работы, Марат. — Очищай корабль! Не видишь, что ли!

— Эге! — воскликнул Цой. — Здесь пахнет археологией. Живо за работу, Андрей Васильевич! — И он энергично присоединился к зоологу, срывавшему толстые стебли водорослей.

— Корабль?… Археология?… — протянул, все еще ничего не понимая, Скворешня. — А верно, похоже на корабль. Да что же вы с ним намерены делать? Чего ради очищать его от этой пакости?

— Как вам не стыдно, товарищ Скворешня? — возмутился зоолог, упираясь ногой в бок судна и дергая изо всех сил пучок неподдававшихся морских лилий. — Ведь это старинный испанский корабль эпохи Колумба и Кортеса. Это бесценная археологическая находка. Может быть, в его каютах и трюмах мы найдем драгоценнейшие исторические материалы.

— Так что же вы сразу не сказали? — заторопился гигант. — Корабль, корабль, а какой корабль — не говорят…

Он зажег свой фонарь, вынул кортик, и работа закипела с удвоенной силой.

— Марат, поднимись на палубу, — сказал зоолог, — может быть, там легче пройти во внутренние помещения.

Впустив немного воздуха в свой заспинный мешок, — Марат поднялся с грунта и скоро стал на юте. Однако работать там было совершенно невозможно. Ноги проваливались в груды обломков, заросших кораллами, нуллипорами, наполненных разнообразными полипами, иглокожими, моллюсками. Все же он попытался разобрать обломки, ища входа в капитанскую каюту, которая в каравеллах того времени всегда помещалась на юте, возле руля. Внизу, под кормой, работал Скворешня, посередине — зоолог, а у носа — Павлик. Корма осела прямо на одну из скал, окаймлявших поляну, и задралась кверху, а носом судно наполовину зарылось в грунт. Между форштевнем и скалами было метров пять свободного расстояния. Дальше гряда скал отходила в сторону и, слабо освещаемая фонарями, скрывалась в густом сумраке глубин.

Павлик бросил туда взгляд. Ему показалось, что нечто длинное бледно-серое зашевелилось у скал. Он посмотрел внимательнее, но ничего подозрительного не заметил.

«Надо с другого борта посмотреть, — подумал он. — Может быть, пробоина там…»

По ту сторону судна оказалась небольшая поляна с разбросанными по ней отдельными глыбами скал и кучами мелких обломков. Поляна и здесь замыкалась невысокой полукруглой грядой скал, среди которых чернели пятна небольших гротов и пещер, обросших вокруг отверстия водорослями и разнообразной придонной фауной.

Павлик осторожно пробирался вдоль борта судна, обходя и перелезая через скользкие обломки скал. Время от времени ударял кортиком по деревянным, но почти уже окаменевшим под действием времени и морской воды бортам судна.

Так он дошел почти до кормы, когда вдруг рука с кортиком, не встретив сопротивления, легко погрузилась куда-то внутрь судна. У Павлика замерло сердце от радости. «Пробоина, — подумал он. — Сказать?… Нет, осмотрю сначала сам!..»

Несколькими ударами кортика он обрубил гирлянды водорослей и просунул шлем с фонарем в открывшееся отверстие. Осветилось небольшое пространство. Груда каких-то четырехугольных и круглых предметов, сплошь заросших мелкими водорослями и раковинами, возвышалась с левой стороны. В этих предметах Павлик угадывал ящики и бочки. Путаясь ногами в чаще водорослей и морских перьев, которые от раздражения непрерывно мерцали зелеными и желтыми огоньками, Павлик сделал шаг внутрь судна. Пробоина оказалась огромной и легко пропустила мальчика. Он встал на ближайший ящик, поскользнулся на сплошном зелено-буром ковре из мелких, как мох, известковых водорослей и полипов и провалился ногой в промежуток между наваленными в груду предметами.

Он с трудом высвободил ногу из западин и, поднимаясь, заметил, что в свободном пространстве вправо от входа, вверху и внизу шевелились и извивались какие-то длинные толстые, как будто змеиные тела. «Канаты, наверно, судовые», — подумал Павлик. Он сошел с ящика и, обходя груду, начал осторожно пробираться в глубь трюма. Через два шага он наткнулся на лестницу, поднимавшуюся к палубе. Едва лишь он ступил ногой на первую ступеньку, как услышал голос Скворешни:

— Ага! Вот она где пробоина! Только совсем небольшая. Ахтерштевень разбит!

— Покажите, покажите! — ответил голос зоолога и тут же добавил: — А где же Павлик?

Он не успел закончить фразу, как раздался громкий тревожный крик Марата:

— Осьминоги! Осьминоги ползут! Берегитесь!

— Ну что же, примем сражение, но находку не бросим, — спокойно сказал зоолог. — Перчатки надеть! Марат, спустись к нам! Надо быть вместе. Павлик! Павлик! Скорее ко мне! Где ты?

Оцепенение, которое охватило Павлика при первом тревожном крике Марата, слетело. Он крикнул:

— Я здесь, здесь! Бегу к вам!

Павлик бросился к выходу, но запутался в чем-то ногой, упал и, пытаясь дрожащими руками освободить ногу, бормотал:

— Я иду… Я сейчас… Подождите меня…

В ту же минуту он услышал гулкий голос Скворешни:

— Ах, черт возьми! Перчатки потерял! А этого зверья тут больше десятка ползет. Ах ты, гадина! Врешь… Врешь!.. Нет, брат, меня голыми руками не возьмешь!

Освободив ногу и опираясь за спиной обеими руками, Павлик собирался уже встать. Вдруг он почувствовал, что руки сзади как будто чем-то крепко связаны, оплетены.

Ничего еще не понимая, Павлик рванулся, освободил правую руку и схватился за рукоятку кортика. Но что-то длинное, гибкое перехватило руку и с непреодолимой силой прижало ее к груди. В течение нескольких секунд по груди Павлика, по его животу, спине, ногам, извиваясь и вытягиваясь, проползали какие-то другие толстые гибкие змеи; вмиг все тело Павлика оказалось густо оплетенным, и он не в состоянии был пошевельнуть ни ногой, ни рукой. Павлик поднял глаза и вскрикнул от ужаса:

— Осьминог!..

Над ним в венце толстых кожистых канатов, расходившихся во все стороны, висел огромный черный клюв с загнутым острым кончиком. Повыше, за венцом, в глянцевито-коричневой округлой массе сверкали зеленоватым светом два громадных, как чайные блюдца, глаза. Они бесстрастно и неподвижно смотрели в лицо Павлика, и он чувствовал, как под их холодным взглядом леденеет его кровь, немеет тело, цепенеет мозг. Он хотел крикнуть, позвать на помощь, но из горла вырвались одни лишь хриплые, нечленораздельные звуки. Потом он почувствовал, что какая-то непреодолимая сила влечет его по направлению к выходу.