Читать книгу "Штурмовой отряд. Битва за Берлин - Олег Таругин"

Вскинутый «Витязь» прошлепал короткой очередью, добивая посеченного осколками немца в эсэсовском камуфляже, украсившемся еще тремя аккуратными темными пятнышками в местах попаданий пуль. Второй фриц как раз выскакивал с балкона, но зажатый в руках «Штурмгевер» смотрел в сторону, и шансов успеть направить оружие на новую цель у него не оставалось. На этот раз отработал Второй: хлопнул приглушенный «пэбээсом» выстрел, и девятимиллиметровая пуля попала точнехонько под срез глубокой каски, похожей на перевернутый горшок. Голова эсэсовца резко дернулась, и он влепился в стену, сползая на выстеленный вышарканным паркетом пол.

Как и всегда в момент боевого транса, разум Трешникова фиксировал множество никому не нужных мелких деталей. Впрочем, он прекрасно знал, что, когда бой закончится, все это благополучно сотрется из памяти, словно временные файлы в компьютере – большая светлая комната, ныне затянутая пороховым дымом, покосившийся шкаф с сорванными дверцами, изодранный осколками диван с прислоненными к сиденью нерастраченными фаустпатронами. Косо висящий портрет Гитлера на стене – стекло в рамке разбито, залетевшая с улицы пуля или осколок взорвавшейся в зале гранаты, по иронии судьбы, выбила фюреру левый глаз.

«Хреново, – автоматически отметил самым краешком сознания Трешников. – У нас приказ – только живым. Просрали мы Адольфа, зря только в прошлое смотались…»

– Командир, бойся! – рявкнул Ленивцев, огибая подполковника и с размаха бухаясь на колено. Из второй комнаты, видимо спальни, едва не снеся дверь с петель, вывернулся еще один гитлеровец. Зажатый в его руках «МП-40» коротко пролаял в упор, и Трешников ощутил пару увесистых ударов в грудную бронепластину. И тут же над плечом прохлопал серией по три пистолет-пулемет Второго. На этот раз майор бил в корпус, поскольку знал, что никакой защиты у противника нет. Попал, разумеется.

Хлопнув товарища по наплечнику, подполковник сместился в сторону, одним движением оказавшись возле двери. Секунду размышлял, не закинуть ли внутрь гранату, но пожалел: «РГО» оставалось не так много, а из местных гранат для их целей подходили разве что родные «лимонки». Не с архаичными же «РГ-33» или трофейными «колотушками» бункер штурмовать? Это патронов для их «Витязей» со «Стрижами» тут завались, а вот нормальных осколочных гранат не найдешь.

Перекрестив комнату парой коротких очередей, Трешников ворвался внутрь. Похоже, спальня – широкая кровать со смятым постельным бельем, засыпанным пылью, обломками сбитой с потолка лепнины и клочьями побелки, трюмо с треснувшим зеркалом, комод да платяной шкаф. На столешнице трюмо – несколько вскрытых консервных банок и початая винная бутылка. Возле кровати пара пустых ящиков от «Panzerfaust 100», в каждый из которых помещалось по четыре фаустпатрона[12]. Внутренние поверхности ящиков даже не окрашены, просто голые доски – у немецких оружейных заводов больше не имеется на это ни времени, ни лишней краски. Живых в спальне нет. Мертвых, впрочем, тоже – застреленный на пороге фриц оказался единственным.

На улице оглушительно ахнуло, ударная волна вышибла немногочисленные остатки стекол, торчащие в распахнутых рамах. Залетевший в окно крупный осколок с хрустом влепился в шкаф, сорвав дверцу и отколов приличный кусок древесины – похоже, танкисты и на самом деле решили добить стоящее на противоположной стороне здание. Хотя для танковой пушки что-то очень уж сильно рвануло, даже для тяжелого «ИСа». Пора уходить, причем поскорее, вон тут какие подарки летают.

– Второй, контроль – и валим, – коротко бросил Трешников в микрофон гарнитуры, появляясь на пороге. – Еще две квартиры нужно осмотреть. Всем номерам, напротив окон не светиться, снаружи наша артель прямой наводкой лупит.

– Уже. – Автомат Ленивцева трижды кашлянул – разумеется, проверять, жив ли кто-то из фрицев, он не стал, просто выпустил каждому по пуле в голову, экономя время. Командир прав, впереди еще куча дел…

С зачисткой этажа покончили быстро. Работали по прежней схеме – сначала граната внутрь, затем короткий штурм двумя боевыми парами под прикрытием остающегося на лестничной площадке бойца. Первая квартира оказалась пустой, во второй уничтожили устроившийся на заложенном мешками с песком балконе пулеметный расчет и двоих фаустников, после взрыва гранаты уже не способных оказывать сколько-нибудь серьезного сопротивления.

В темпе осмотрели и третий этаж, большинство квартир которого оказалось завалено обломками потолочных перекрытий и чердачных конструкций, обрушившихся вниз во время бомбардировки – судя по всему, на крышу дома упала или небольшая авиабомба, или нанесли удар «эрэсами» штурмовики. Несколько дверей перекосились настолько, что открыть их не удавалось, однако особо усердствовать, проникая в помещения, не стали. Наверняка внутри все те же обвалившиеся потолки и захламляющие комнаты обломки. Да и оставшийся внизу Барсуков сообщил, что для зачистки здания к ним идет советская штурмовая группа, и потому им стоит «собирать бебехи да мотать оттуда поскорее, дабы не смущать героических предков своим будущанским видосом». Привычно обозвав заместителя треплом, Трешников скомандовал отход.

Бой на улице продолжался, со всех сторон грохотали пулеметные и автоматные очереди и взрывы, полыхали еще два танка, а на дымящейся корме третьего копошились танкисты, сбивая пламя углекислотными огнетушителями. Еще один, высунувшись из люка и задрав ствол зенитного «ДШК», лупил по окнам длинными очередями. Фасад обстрелянного дома обрушился от чердака до второго этажа, кое-где здание уже горело, однако из некоторых лишившихся внешней стены комнат еще огрызались огнем особо упертые – или ищущие «героической» смерти – защитники.

В этот момент со стороны хвоста втянувшейся на улицу танковой колонны гулко бухнуло и, одновременно с раздавшимся в наушнике предупреждением Барсукова «бойся, командир, сзади самоходы бьют!», в здание влепился тяжелый снаряд «ИСУ-152». Фугас ударил в ослабленную предыдущими попаданиями несущую конструкцию, и перекрытия третьего этажа дрогнули, складываясь внутрь и вместе с частью крыши обрушиваясь вниз на протяжении как минимум метров двадцати. Несмотря на богатый боевой опыт, Трешников впервые видел вблизи работу крупнокалиберной артиллерии и, честно говоря, впечатлился. Особенно когда ближайшую перспективу напрочь затянуло дымом и забивающей нос и рот густой кирпичной пылью. Ага, вот, значит, отчего тот взрыв, что осколок в комнату завинтил, ему излишне мощным показался: крупнокалиберные «САУ» работали. Перед мысленным взглядом встали виденные в родном времени картинки штурма Берлина, когда по особо укрепленным зданиям практически прямой наводкой лупили гвардейские минометы, те самые легендарные «катюши». Да уж, не хотел бы он оказаться в радиусе их действия!