Читать книгу "Абсолютная пустота - Станислав Лем"

Зато если бы профессор Коуска, предсказанный кем-либо за полмиллиона лет до нашей эры, родился бы краснокожей женщиной или буддийским монахом, то он, очевидно не был бы "профессором Коуской", хотя, быть может, и был бы еще человеком. Такие объекты, как солнца, планеты, облака, камни, отнюдь не уникальны, зато уникальны все живые организмы. Каждый человек, таким образом, как бы главный выигрыш в лотерее и причем такой, в которой выигрывается одна судьба на терагигаметамультицентиллионы. Почему же мы не ощущаем ежедневно всей астрономически чудовищной ничтожности шансов собственного и чужого появления на свет? Потому, отвечает профессор Коуска. что даже то, что происходит самым сверхъестественным образом, происходит, если оно происходит! А также потому, что в обычной лотерее мы видим много пустых билетиков. "Мы не видим пустых билетов в лотерее бытия!" - объясняет нам профессор Коуска. Проигрыш в такой лотерее - то же самое, что нерождение, а если кто-то не родился, его нет и тени.

"Бессмысленно заявлять, что факт существования каждой человеческой личности весьма маловероятное явление. Весьма - по отношению к чему? Без определения нулевой точки, начала шкалы отсчета, определение вероятности и вся основательность вероятностного подхода становятся пустым звуком.

Расчет показывает, что соединение осколков стакана в целый стакан или замерзание воды в котелке, поставленном на огонь, все-таки более вероятно, чем мое рождение в XX веке, если определять его вероятность на момент появления стада мамонтов у Влтавы.

Итак, с позиций термодинамической физики существование каждого человека это космически невозможное явление, поскольку оно столь маловероятно, что непредсказуемо. Следовательно, или ошибается физика, утверждая универсальность своей теории вероятности, или не существуют люди, а также акулы, мухи, лишайники, ленточные черви, летучие мыши и папоротники, потому что сказанное сохраняет силу для всего, что живет".

Так заканчивается труд "Де импоссибилитате витэ", представляющий, собственно говоря, огромное введение ко второму тому дилогии. Автор стремится там показать, что в истории не содержится никаких других фактов, кроме совершенно невероятных с точки зрения теории вероятности. Профессор Коуска ставит на пороге XX века воображаемого футуролога, наделяет его всей доступной в то время информацией и задает этому персонажу ряд вопросов. Например: "Считаешь ли ты вероятным, что скоро откроют серебристый металл, схожий со свинцом, который сможет уничтожить на Земле жизнь, если два полушария из этого металла соединить простым движением рук так, чтобы из них получилось что-то вроде большого апельсина? Считаешь ли ты возможным, чтобы вон та старая бричка, к которой господин Бенц приладил трескучий мотор в полторы лошадиных силы, вскорости размножилась бы так, что от удушливой вони и отработанных газов день в больших городах превратился бы в ночь, а проблема, куда поместить такой экипаж после окончания поездки, выросла бы до размеров главной беды столиц? Считаешь ли ты вероятным, что благодаря принципу, на котором основаны потешные огни и пинки, люди в недалеком будущем начнут разгуливать по Луне, причем на прогулки эти смогут в те же минуты смотреть сотни миллионов людей у себя в доме, на Земле?

Считаешь ли ты возможным, что в центре Европы возникнут промышленные предприятия, в которых будут топить печи живыми людьми, причем число этих несчастных превысит миллионы?"

Ясно, - говорит профессор Коуска, - что в 1900 году только сумасшедший счел бы все такие вещи хотя бы отчасти вероятными. Тем не менее все это случилось. Если, таким образом, произошло одно лишь неправдоподобное, почему такой порядок должен бы был вдруг измениться, так, чтобы впредь исполнялось бы уже только то, что мы считаем вероятным, правдоподобным и возможным? Предсказывайте будущее как вам только заблагорассудится, - обращается он к футурологам, - но не основывайте свои предсказания на подсчете максимальных шансов...

Впечатляющий труд профессора Коуски, безусловно, заслуживает признания. Однако этот ученый совершил в познавательном азарте ошибку, которую поставил ему на вид профессор Бедржих Врхличка в обширной критической статье. Профессор Врхличка утверждает, что за фасадом построений Коуски скрывается "метафизическое изумление перед самим фактом существования", которое бы можно было облечь в слова: "Почему я существую именно сейчас, именно в этом теле, именно как это, а не другое лицо? Почему я не был никем из миллионов людей, существовавших раньше, и не буду никем из тех, кто когда-либо родится?" Если даже допустить, что в таком вопросе есть какой-то смысл, говорит профессор Врхлпчка, то с физикой он не имеет ничего общего.

Оценивая шансы своего появления на свет, профессор Коуска увел себя и читателя на ложную дорогу. Профессор Коуска полагает, что на вопрос: "Какие условия должны были быть соблюдены, чтобы я, Коуска. родился?" - физика отвечает: "Условия, физически чрезвычайно невероятные!" Все это неверно. Вопрос, по сути, звучит: "Как вижу, я - живой человек, один из миллионов людей. Мне бы хотелось узнать, чем же я таким физически отличаюсь ото всех других людей (живших, живущих и будущих жить), что я не был ни одним из них, ни одним из них не являюсь, но есмь именно я и сам о себе говорю "я"?" Так вот, физика отвечает на этот вопрос, не ссылаясь на теорию вероятности: она заявляет, что, с ее точки зрения, между задающим вопрос и всеми остальными людьми нет никакой физической разницы. Поэтому вывод Коуски и не затрагивает и не нарушает теорию вероятности: он не имеет с ней ничего общего!

Такая противоположность во взглядах двух знаменитых мыслителей приводит рецензента в глубочайшее смущение.

Не буду прислуживать

Станислав Лем

"Не буду прислуживать"

Arthur Dobb "NON SERVIAM" (Pergamon Press)

Книга профессора Добба посвящена персонетике, которую финский философ Эйно Каикки назвал немилосерднейшей из наук, созданных человеком. Добб, один из наиболее выдающихся персонетиков современности, думает так же. Нельзя, заявляет он, не прийти к заключению об аморальности персонетических экспериментов; речь, однако, идет об исследованиях, которые, хотя и вступают в противоречие с этикой, жизненно необходимы для нас. Исследователю подчас приходится быть беспощадным, подавляя естественные побуждения, и миф - если он еще уцелел - о младенческой невинности ученого-регистратора терпит крушение именно здесь. Мы поведем разговор о дисциплине, которую несколько высокопарно называют экспериментальной теогонией. И вот что заставляет рецензента задуматься: когда пресса впервые подняла шумиху вокруг персонетики (это случилось девять лет назад), читатели пережили настоящее потрясение; а ведь нас, казалось бы, ничем уже нельзя удивить. Столетья гремело эхо деяний Колумба, но покорение Луны общественное сознание переварило чуть ли не за неделю, как нечто почти банальное. И все-таки рождение персонетики оказалось для публики шоком. В названии дисциплины слиты два заимствованных из латыни слова: "персона" (личность) и "генетика" (создание, сотворение). Персонетика представляет собой позднее ответвление кибернетики и психоники восьмидесятых годов на базе интеллектронной техники. О персонетике слышал сегодня каждый; случайный прохожий ответит, что это - искусственное разведение разумных существ. Ответ не то чтобы неверный, но не затрагивающий существа дела. В настоящее время мы располагаем почти сотней персонетических программ. Девять лет назад в компьютерах уже возникали личности-схемы - примитивные зародыши "линейного" типа; впрочем, тогдашнее поколение цифровых машин, ныне имеющее лишь музейную ценность, еще не позволяло по-настоящему начать сотворение персоноидов.