Читать книгу "Такой долгий и откровенный день - Елена Ронина"

Пока мы внизу рассуждали, Донателла уже купила билеты и махала нам со второго этажа своей длинной рукой.

– Сейчас вы удивитесь, – опять принялась она за свое, как только мы одолели почти «Потемкинскую лестницу», поминая про себя знаменитый фильм Эйзенштейна «Броненосец Потемкин».

– Мы с вами будем смотреть Тинторетто, Караваджо, Хаеса и, конечно, Рафаэля, – в глазах у Донателлы блеснули слезы.

– Мне кажется, ей все-таки нужно есть мясо, – тихо предположила Валентина. – Вот чего рыдает, скажи мне. Нет, это определенно недостаток белка.

– Ну, пойдем, – обратилась она к восторженной Донателле, – где тут твой Рафаэль.

Музей действительно нас впечатлил. Я люблю небольшие коллекции, где все просматривается, где, по выражению художников, хорошо развешаны картины. Можно подойти поближе, отойти подальше, найти свою точку, откуда именно тебе нужно смотреть на это полотно. И ты можешь погрузиться в то время и понять, что хотел сказать художник, и угадать, как он жил, что думал.

Мы долго стояли около Рафаэля, возле его шедевра «Обручение Марии». Донателла подводила нас и к знаменитым полотнам Рубенса и Тинторетто, и к тем картинам, которые нравились лично ей. И показала самый первый поцелуй, запечатленный художником, и влюбленные навеки поселились в Брере. Мы смотрели на работу Франческо Хаеса «Поцелуй». И нам было странно, что только в 1859 году впервые нарисовали целующихся людей.

Опять загрустила наша Донателла около картины Караваджо «Ужин в Эммаусе».

– Нет, ну почему он отказался? Джованни! Я не так часто его приглашаю! Почему он не хотел пойти? А я уже продумала меню. Это вкусно. Как это по-русски? Мне сложно. Такие племяннички с тивкой.

Мы с Валентиной озадаченно посмотрели друг на друга.

– Это она про что, родственников, что ли, еще позвать хотела?

– Донателл, вы с кем еще в ресторан пойдете?

– Нет, я неправильно все объясняю! Это такие красивые пирожки, из муки!

Донателла опять начала размахивать руками.

– Пельмени, может? Тивка… С тыквой?

– Да, да! Конечно, я путаю буквы! Но это очень вкусно. Джованни понравится. А он?

– Да не расстраивайся ты, может, пойдет еще! Только опять ты с тыквой. Мужика все травой кормишь. Ладно, давай лучше про Караваджо.

И Донателла тут же вернулась к Караваджо. Она не всегда правильно произносила слова, переставляла буквы, путала ударения. Но она очень любила свою работу, любила картины, знала про них все. Если она не могла подобрать нужного слова, она начинала размахивать руками, бегать по залу, загребая длинными ногами, что-то изображала. Ей очень хотелось, чтобы мы поняли, чтобы нам понравилось, чтобы мы тоже полюбили эту ее Брера.

Ей удалось нас увлечь. Мы вышли из галереи вдохновленные творчеством великих итальянцев.

При расставании наша Донателла опять загрустила.

– Я ему сказала, Джованни, сегодня я тебя приглашаю, – она сделала ударение на Я. – Значит, я буду платить, мне же не нужно его денег. А он все равно сказал, у него вечером будет болеть голова. А может, ему не понравилось, что буду платить я?

Донателла с надеждой смотрела на нас. Что мы могли сказать? Почем мы знали, как там у них принято. Кто за кого должен платить. Вот у нас все понятно. Кто бы ни заплатил, денег все равно меньше стало у всей семьи.

– Донателл, ты не расстраивайся, ты его на следующее воскресенье в ресторан пригласи. А сегодня поджарь ему дома кусок мяса, да с картошечкой жареной!

– Да? Только это не здоровое!

– Зато вкусное, – заверили ее мы. – Нельзя всю жизнь все только здоровое есть, озвереть можно.

Донателла смотрела на нас с сомнением.

– А я попробую!

– А вот ты попробуй!

Тепло с нами попрощавшись, Донателла побежала к месту своей следующей экскурсии.

Валентина и я еще долго стояли и смотрели на быстро шагающую Донателлу. Пару раз она оглянулась, чтобы помахать нам своей нескладной длинной рукой и улыбнуться приятной белозубой улыбкой.

А мы неторопливо побрели по старинному району Брера к своему отелю, с удовольствием рассматривая старинные особняки, маленькие лавчонки и милые итальянские кафешки.

1.03.2009

Перламутровый период

– ОНА звонит мне постоянно…

– Как постоянно?

– Практически каждый день.

– А хочет-то чего?

– Каждый раз договаривается, когда придет ко мне в гости.

– Какой кошмар. А Вернер что?

– По-моему, он уже просто устал. Видимо, раньше он отвечал на все ее вопросы, терпеливо выслушивал, уговаривал. А сейчас готов оплачивать все эти дорогущие международные переговоры, лишь бы Виктория от него отстала. Ну сколько можно ей объяснять, что она живет в Германии, а я, ее подруга, в России, и мама Вики давно умерла. Ему нужна какая-то передышка, вот он мой телефон наберет, а сам отдыхает. А я по полчаса ее уговариваю.

Мы неторопливо пьем кофе, пытаемся обсуждать что-то другое, но Вика не выходит из головы. Ведь так у нее все было замечательно. И на тебе, эта ужасная авария. Главное, миг какой-то, доля секунды. И вот, пожалуйста, из молодой красивой женщины после сложнейших операций она превратилась в малого ребенка. Ничего не помнит, ничего не соображает. Памперсы, сиделки. Никому не пожелаешь.

Нашу задумчивость прерывает телефонный звонок. – Наверное, она, – прикрыв трубку рукой, говорит Наталья. И после короткой паузы: – Hallo, Werner! Wie gehts? – тяжело вздыхает, глядя на меня. – Na gut, gut! Вика, привет! Ну, как ты?

Слышимость очень хорошая, я слышу Викторию, как будто она сидит рядом с нами. Она говорит отрывисто, торопливо, но в остальном никогда не подумаешь, что человек не в себе. Вроде все разумно. Но это только для тех, кто не в курсе.

– Наталья, значит, я у тебя завтра буду в семь вечера. Ты успеешь с работы прийти? Ты уж, пожалуйста, поторопись. Вопросы серьезные, надо все обсудить.

– Вика, это невозможно, ты не сможешь приехать…

– Не волнуйся, – перебивает ее Виктория, – я уже все продумала. Я, конечно, еще слабая, передвигаюсь с трудом. Но Вернер отвезет меня на машине. С врачами, я думаю, тоже договорюсь.

– Вика, ты просто забыла, я же в Москве, а ты во Франкфурте.

– Во Франкфурте? – на минуту Вика задумывается и продолжает говорить уже не так уверенно: – Да, наверное, я действительно что-то не помню, но это не страшно. – Опять появляется безапелляционный тон. – Мы живем в цивилизованном мире. И, слава богу, летают самолеты. Вернер, когда самолет на Москву? Иди и срочно купи билеты. В Москве мы должны быть не позднее завтрашнего дня. Думаю, к обеду будет нормально.