Читать книгу "Ритуал прощения врага - Инна Бачинская"

Он растянул губы пальцами, ощерился, высунул язык. Струп на царапине на щеке лопнул, показалась кровь. Игорь не почувствовал боли, смотрел как завороженный на красную струйку… Кровь! Свежая, красная… почему красная? Должна быть черная. У черной смерти черная кровь! Стер кровь с лица, посмотрел на руку… уставился невидящим взглядом в пространство.

Подбежал к мольберту, сорвал холст, отшвырнул в угол комнаты, схватил новый. Стал бросать беспорядочно и неистово черную и красную краски, рыча, вскрикивая, ударяя в холст ладонью. Венок он так и не снял, шип вонзился ему в лоб, и по лицу потекла еще одна красная струйка. Она щекотала, и Игорь смахнул ее запястьем…

Блуждающий взгляд его остановился на картине, лежащей на полу, и он вдруг отчетливо понял, что это воскресение! Богочеловек воскрес, снял венок и держит его в руке — потому что воскрес, вокруг грязь и молнии, а он устремляется и воспаряет из этой грязи. Игорь рассмеялся оттого, что понял! Понял, что изобразил… вчера или позавчера. Потрогал венок на голове… Главное — воспарить!

Вытер руки о грязную футболку, отправился на кухню, стал выдвигать один за другим ящики буфета и вываливать барахло на пол. Нашел наконец то, что искал. Намотал на руку толстый шнур, обвел взглядом кухню, вышел в коридор. Там тоже не нашлось ничего подходящего. В комнате он несколько минут вглядывался в крюк, на котором когда-то висела люстра. Подтащил под него табурет, с трудом влез, забросил шнур на крюк и стал завязывать узел…

* * *

Шибаев оставил машину на улице и двинулся по выщербленной дорожке в глубь сада к дому. Дом походил на сарай — захламленная веранда, проваленная крыша, всюду мерзость запустения. Он постучал в ободранную дверь и, не получив ответа, толкнул ее. Створка подалась, и он вошел в темные сени. Если хозяина нет — тем лучше, он осмотрится и определится — жилище может многое сказать о личности владельца, в отличие от языка тела и жестов, который в наше время уже не актуален.

Он снова постучал — в следующую дверь, и снова ему никто не ответил. Он прислушался — тишина стояла гробовая. Владения художника Игоря Плотникова находились в «нецивилизованной» части Посадовки, вдали от культурного центра, где были магазины, рынок и даже кафе. Зато здесь чистый воздух и нетронутая природа… Он поморщился — в сенях воняло тухлятиной. Шибаев вошел, стараясь ступать тише, в коридор, заваленный всякой дрянью вроде ведер, садового инвентаря, запыленных перекошенных холстов на подрамниках. Освещалось все это через окно под потолком.

Он вспомнил сказку, читанную когда-то сыну, о заколдованном замке с дверями, которые все открывались, и не было им конца-краю. Положил руку на ручку и уже собирался открыть дверь, как вдруг из-за нее долетел грохот падения и сдавленный крик. Шибаев шарахнул в дверь плечом и влетел в комнату. На полу лежал человек в венке, лицо его было окровавлено, рядом валялся опрокинутый табурет. На шее человека галстуком висел толстый шнур, завязанный на несколько узлов. Обрывки шнура свисали с крюка в потолке. Шибаев, опустившись на колени, прикоснулся рукой к шее мужчины, убедился, что тот жив, хоть и без сознания, и метнулся сначала на кухню, затем в другую комнату, оказавшуюся спальней. Там никого не было. Дом был пуст.

Он рывком поднял самоубийцу на ноги, дотащил до старого дивана, опустил, подсунув под голову подушку. Потянул венок, но тот сидел крепко, из-под впившегося в кожу шипа сочилась кровь, и Шибаев оставил его в покое. Вернулся к мольберту и принялся рассматривать последнюю картину художника. После продолжительного стояния перед холстом ему показалось, он понял, что на ней. На первый взгляд это были шары фиолетового тумана с красными и черными кляксами в центре, потом он как будто различил фигуру человека, скрутившегося в клубок, прижимающего к животу руки, сквозь острые его пальцы с когтями сочилась кровь. Не нужно обладать богатым воображением, чтобы догадаться, что картина изображает убитого Плотникова…

Он поднял с пола табурет, уселся перед диваном и огляделся. Большая комната была скудно обставлена — несколько мольбертов, рулоны холстов в углу, синяя скамейка, принесенная из парка, с вырезанными ножиком разными словами. Большой кривой диван, который переплюнул по ветхости его собственный. На нем сейчас лежал без памяти художник-самоубийца. Два перекошенных окна без занавесок с видом на заросший старыми деревьями сад, с заклеенными бог весть когда рамами, нечистыми стеклами, с кладбищем высохших насекомых между стекол. Так выглядела мастерская художника Игоря Плотникова, человека своеобразного, необычного и талантливого, по словам Киры.

Игорь шевельнулся, и Шибаев наклонился над ним. Художник открыл глаза, уставился на гостя бессмысленным взглядом.

— Привет! — сказал Шибаев. — Ты меня видишь?

Губы Игоря шевельнулись, и Шибаев скорее догадался, чем понял, что тот произнес:

— Пить.

Он сходил на кухню, нашел чистую чашку, налил воды из-под крана. Художник пил жадно, закрыв глаза, захлебываясь, вода текла по тощей кадыкастой шее.

— Видишь, как хорошо, — сказал Шибаев. — А ты тут глупостями занимаешься.

— Я… ты кто?

— Шибаев, частный детектив. Кира тебе ничего не говорила?

— Кира… Кирюша… не помню. — Художник растерянно смотрел на него. — Частный… кто? Ты мент?

— Нет, я сам по себе.

— Они копают, меня допрашивали… Что случилось? — Игорь нащупал у себя на груди обрывок шнура, уставился удивленно.

— Я не присутствовал, но, по-моему, ты упал с табурета или оборвался с крюка.

— С табурета?

— Только не спрашивай меня, что ты делал на табурете, — сказал Шибаев, сдерживая ухмылку. — Меня здесь не было. Ты как?

— Нормально. А… что случилось?

— Когда?

— Ну, ты… пришел…

— Я пришел задать тебе пару вопросов. Ты не против?

— Я… нет.

— Может, встанешь? Кофе у тебя есть?

— Кофе?

Шибаев с сомнением смотрел на художника, прикидывая, соображает ли тот, что происходит, или все еще находится где-то за пределами реальности, и что делать дальше — пытаться поговорить или бросить эту зряшную затею и прийти еще раз. Если у него и были мысли о возможных близких отношениях Киры и Игоря, то сейчас они рассеялись, как утренний туман. Художника женщины, похоже, не интересовали. У него были в жизни другие задачи, как любит говорить адвокат Дрючин. Бледное худое лицо отшельника, недельная щетина — может, и правда голодает. А может, потерял интерес к еде, как многие законченные пьяницы.

— Ты вставай, я сделаю кофе. Есть у тебя кофе? — Шибаев подумал, что мог бы принести какую-нибудь еду — жаль, не догадался.

Художник неопределенно махнул рукой.

— Только без глупостей! Отдай веревку. — Шибаев осторожно снял шнур с шеи Игоря. Тот уставился на шнур, перевел взгляд на гостя. — Это не я, — сказал Александр. — Это ты сам. Может, объяснишь, что ты имел в виду?