Читать книгу "Загадки любви - Галина Врублевская"

3

Через два дня я объявила Гале, что пора собирать вещи. Разумеется, нам с Витей самим пришлось организовать ее переезд. Пожиток у квартирантки накопилось видимо-невидимо, несмотря на то что подруга жила на съемных квартирах. Могу представить, какой завал она устроит когда-нибудь в собственном доме. Я пыталась уговорить ее выбросить часть хлама на помойку. Ткнув пальцем в короткое детское одеяльце, спросила:

– Ну скажи на милость, зачем ты тащишь с собой эту ветошь? Одеяльце все в пятнах, по краям обтрепалось.

– Я ноги им укутываю, когда читаю. Ты же знаешь, какая я мерзлячка.

– Не начинай. Мы с Витей купим тебе на новоселье шотландский плед. Договорились?

– Нет, не уговаривай. Я всегда его с собой вожу, много места оно не займет.

Устав спорить с подругой по поводу каждой банки, коробки или старой тряпки, мы с Витей отнесли в машину все, что она приготовила для перевозки. Пришлось сделать три ездки.

Распрощавшись с Галей, мы с Витей наконец остались вдвоем в квартире. Теперь ничей случайный взгляд не смог бы подглядеть, как его рука ныряет под подол моего халата, когда я жарю блинчики у плиты. А Витя, не стесняясь, выходил на кухню в трусах – при Гале такое было немыслимо. Мы вплетали невинные ласки в повседневную жизнь, будто переживали медовый месяц. Тем более что оба понимали, что скоро приедет Артур и наша свобода закончится. В отличие от Гали он имел полное право жить в бабушкиной комнате, потому что каждый из братьев получил равную долю в этой квартире.

Мы надеялись лишь на то, что Артур передумает работать на питерском кладбище и останется в Москве.

Приподнято игривая атмосфера в доме благотворно повлияла не только на наши отношения с Витей, но и на дела каждого из нас. Когда личная жизнь налажена, то и в работе все спорится. Витя целыми днями не отрывался от компьютера, говорил, что испытывает творческий подъем. А вечерами читал мне новые главы о злодеяниях вампиров и вурдалаков. Когда я спрашивала, зачем он изображает такие кошмары, Витя с гордостью объяснял, что в его историях заложен особый философский подтекст.

Его страсть к ужасам вполне укладывалась в теорию бессознательных импульсов. Я как раз заканчивала главу об «играх» людей, о психологических вампирах, изматывающих души близким. Аналогия была налицо. Те, кто открыто заявляет о пристрастии к жанру хоррор, оказываются тихими, спокойными людьми, а кто стонет о своей немощности, оказываются опаснее любого вурдалака. Чехов, кстати, вывел такую героиню – классическую «слабую» женщину.

Передо мной стоял пример из сегодняшней жизни – моя близкая подруга Галя. Тихая, безвредная, только и беды, что не научилась сама о себе заботиться. И живет, вымогая жалость от окружающих. Подумать только: несколько месяцев просуществовала на нашем иждивении! А мы еще и виноватыми чувствовали себя перед ней.

И после Галиного переезда нам приходилось поддерживать ее. Витя подыскал ей работу «фри-ланс»: пусть хоть дома, у своего компьютера трудится. Гале поручили создать сайт для группы писателей, при этом в ее задачу входило не только программирование, но и раскрутка сайта. Теперь она стала модератором форума, пыталась разжечь страсти в дискуссиях, выдумывая записи за воображаемых читателей. Как ни странно, эта работа ей удавалась и приносила небольшой заработок. Однако она, сидя в четырех стенах, сокрушалась, что одинока, что у нее нет молодого человека. Но в этом мы не могли и не хотели ей помогать.

Добавив в свою диссертацию примеры из литературы и из жизни, я могла считать ее завершенной. Еще раньше я прошла предзащиту на кафедре и теперь стремилась к победному сражению на диссертационном совете. Как всегда, не хватало одного дня, я не успевала получить нужные рецензии. С окончанием учебного года заканчивался и сезон научных выступлений и защит. А уже наступил июнь. Я собиралась перенести защиту на осень. Но добрейший Николай Тимофеевич не давал мне расслабляться. Профессор учинил мне форменный разнос:

– Уважаемая Дарья Гелиевна, вы не забыли, что на ближайший понедельник назначена защита вашей диссертации? Надеюсь, доклад уже готов?

– Как? – ахнула я. – Но я думала, что теперь уже осенью. Если...

– Никаких если! Надо мобилизоваться, Дашенька, – уже с отеческой доброй улыбкой подбодрил меня шеф. – Я добился, чтобы вашу защиту включили в план. Потому что с ее результатами связано и рассмотрение вашей кандитатуры на должность завкафедрой. Вы обязаны, дорогая, оправдать мое доверие!

И наступило решающее для меня событие. Я не припомню в своей жизни минуты более глубокой концентрации, крайней мобилизации всех сил, как в тот день и час. Случилось чудесное превращение! Когда я входила в аудиторию, где в первых рядах амфитеатра уже расселись члены совета, мне казалось, что все слова вылетели из моей памяти. Я думала о том, как нелепо я выгляжу. Зачем я надела эту узкую черную юбку и туфли на шпильках? Еще споткнусь, вышагивая по маленькому подиуму у высокой кафедры. А пиджак! Как можно париться в таком пиджаке, когда за окном плюс двадцать пять? Причем створки окна пришлось закрыть наглухо, чтобы непрерывный гул машин с транспортной магистрали не заглушал мой голос. Я беспомощно посмотрела на задний ряд, где сидел Витя, по такому случаю тоже надевший строгий костюм. Но вскоре я забыла о его существовании.

Едва я включила экран проектора и направила лазерную указку на изображенную компьютером таблицу, реальный мир для меня исчез. Краткая, учащенная дробь сердца, но вот я перестала ощущать и свое тело и воспарила над аудиторией. Мне не было ни жарко ни холодно, я не слышала уличного гула и не видела даже членов комиссии. Зато ощутила незримое присутствие столпов психологии, покинувших сей мир. Усатые и бородатые, лысые, взлохмаченные, они болели за меня, посылая неслышимые подсказки прямо мне в мозг. А самым страстным болельщиком был мой руководитель, профессор Аношин, единственный в группе поддержки психолог во плоти.

После моего доклада выступали рецензенты и оппоненты. Я отстреливалась от вопросов, как от мячиков в пинг-понге. Не знаю, как это мне удавалось. Но один вопрос доцента с соседней кафедры чуть не пробил брешь в моей бронированной защите:

– Уважаемая Дарья Гелиевна, вы тут произнесли слова «психологический вампиризм», ссылаясь на понятия, введенные итальянцем Манегетти. Эта западная лексика, засоряющая научный лексикон, не слишком уместна на нашей почве. Я категорически возражаю против таких шарлатанских выражений!

Я сжала лазерную указку в пальцах так, что они побелели. Как у меня могли выскочить эти слова? Я использовала их на лекциях, чтобы студентам было понятнее, но так опозориться здесь, перед коллегами! Непринужденно улыбнувшись зануде, я перешла на язык классической психологии, употребив термины «навязчивые состояния» и «обсессивный характер». Суть выводов от этого не менялась: индивиды, переживающие фрустрацию, создают проблемы близким. Так одинокая мать порой душит взрослых детей болезненной любовью, не отпуская их от себя. Так мужчины, потерпевшие неудачу в карьере, донимают спутниц жизни нытьем и необоснованными обвинениями.