Читать книгу "Вся жизнь – игра - Наталья Корнилова"

– Она посидит в предбаннике, – сказал банкир сухо и отвернулся. – Мне так спокойнее. И нечего говорить, что это глупо, что мы в собственном доме. Хала тоже прямо из дома вынули, да из какого дома, как охраняется! И кого – Хала, не какого-нибудь тузика.

В дверях появился обмотанный простыней Леонид Ильич Климов.

– Но мы же там… будем без одежды, – уже начиная закипать, выговорила Елена, не обращая внимания на своего папашу.

– Она знает, что в баню ходят не в шубах, – спокойно сказал Маминов. – Ну и что? Пошли.

– Но ведь это же маразм! – окончательно срываясь с катушек, воскликнула она. – Какого черрта?..

– Лена, спокойно! – укоризненно прервал ее Алексей Павлович. – Ты все неправильно поняла. Пойдем, если ты так хочешь, она, разумеется, не будет стоять у нас над душой. Профессионал тем и отличается от дилетанта, что присутствует незаметно, не теряя при этом контроля над клиентом.

– Ну ты мне еще лекцию прочитай! – вспылила Елена Леонидовна. – Ладно, пошли! Если бы не день рождения, я бы принципиально!..

Принципы госпожи Маминовой остались неизвестны, потому что все еще болтающийся в дверях Леонид Ильич так густо рыгнул, что его дочь потеряла дар речи, а когда он, раскинув руки крестом, повалился на пол, Елена оскорбленно переступила через него и удалилась.

Как оказалось, она все-таки направилась в сауну. Сама сауна включала в себя парилку, довольно внушительных размеров бассейн и довольно уютную комнату отдыха, в просторечии именуемую предбанничком, с деревянными лавками и столом, а также холодильником, набитым пивом, водкой и всяческой снедью, то бишь закуской, которую, по понятиям парящихся, только самый гнусный и мелкий человек способен низвести до уровня обычной еды. В предбанничке даже плакат висел соответствующий: «Не допустим превратить закусь в жратву!», а под воззванием была пририсована здоровенная красная морда, словно вышедшая из монологов Михаила Евдокимова. Под этой рожей сидели Берг с двумя охранниками и еще несколько человек. Пили пиво под рыбу холодного копчения, кто не пил пиво – пил водку, закусывали всем подряд, а бравый охранник Берга, который уже успел со мной познакомиться, Миша Филипчук – тот и вовсе занюхивал антенной мобильника, засовывая ее себе в ноздрю и щекоча там.

Маминова, войдя в сауну, скомандовала:

– Мужики, все вон отсюда! Сегодня женский день.

– А почему нельзя смешанный? – весело проговорил Берг и, глянув на вошедшего вслед за женой Маминова, добавил: – Значит, женский? А Алексея Палыча отныне и навеки будем считать бабой, так, Елена Леонидовна?

Маминова, очаровательно улыбаясь, показала рукой на дверь, и всех как ветром сдуло. Остались только Берг и его охранник Филипчук, который незамедлительно стал клеиться ко мне. Увидев это и подумав, что лучше Миша Филипчук пусть клеится ко мне, чем я буду клеиться к ее мужу, Елена милостиво разрешила Бергу и Мише остаться в предбанничке. Прочая братия, завернувшись в простыни, пошла играть в обещанный кегельбан с девушками из Елениного салона красоты.

Маминов и его жена пошли в бассейн, в котором плавал надувной матрас; на нем мирно почивал Павел Борисович Маминов. Возлежал он не один, а в привычном соседстве с плоской бутылочкой какого-то американского пойла.

Я махнула рукой и закрыла за Маминовыми дверь. Пусть себе резвятся, «новые русские»…

* * *

Миша Филипчук плеснул мне водки, и я неожиданно для себя не отказалась, а молодецки выпила предложенную порцию. Вечер определенно налаживался. Берг сказал:

– Мы тут с вашим боссом разговаривали, Маша. Толковый мужик, между прочим. Мне почему-то показалось, что он думает, будто это я злоумышляю против Алексея Павловича… Да это…

Миша Филипчук оторвался от рассматривания моей груди в вырезе платья, даже перестал уговаривать меня переодеться, как он выразился, в теплую и комфортную простыню. Он укоризненно проговорил:

– Шеф, напился, веди себя прилично. А не то напишу папе Карло в Гамбург, как ты себя тут дурно ведешь.

– Какому еще папе Карло? – улыбнулась я.

– Да моего шефа папе, – пояснил Миша Филипчук. – Он, стало быть, Михал Карлович, то есть его счастливого родителя зовут Карл. А так как он немец, то взял и эмигрировал на историческую родину, и живет он теперь в городе Гамбурге.

– Он, как напьется, меня все время поучает, – весело выговорил Берг. – Вот возьму и уволю.

Заявление Михаила Карловича выглядело тем более комично, что он был куда пьянее своего телохранителя, который был чуть под хмельком и обращался с боссом со слегка удивившей меня добродушной снисходительностью. Под знаком этой добродушной снисходительности прошло двадцать минут, пока вдруг не раздался резкий голос Елены:

– Мари-и-ия!!

Я вскочила. Оттолкнула руку Миши Филипчука, которая елозила по моим коленям, норовя забраться повыше, и бросилась к двери, ведущей в помещение с бассейном. На ходу выхватила пистолет. И тут же разочарованно выдохнула.

Маминов-старший все так же катался на матрасе и мирно дрых, его же отпрыск, по всей видимости, устал бояться и потому усиленно напивался. На ступеньке блестящей металлической лесенки, спускающейся в голубоватую воду бассейна, стояла совершенно голая Лена и, чуть покачиваясь, смотрела на меня. Она была пьяна еще похлеще своего муженька, который, верно, напился первый раз в жизни. Лена изогнулась на манер танцовщицы в варьете, чуть нараспев выговорила:

– М-маша, а как ты отно-сишься к лес-бийской любви?

А еще строила из себя обделенную вниманием мужа, злобно пронеслось в голове. Сидят пьют да еще и дергают меня не по делу! Я почувствовала, что этот дурацки вытащенный пистолет жжет мне руку. Я отвернулась и зашагала к двери, а вслед мне по мокрому полу зашлепало пьяное:

– Да что ты обижаешься… в самом деле…

Я вошла в предбанник и бросила:

– Ну, с меня хватит! Именинница, кажется, развлекается вовсю. Миша, а чем, собственно, я хуже? Плесни-ка… нет, нет, пива!

– Пиво после водки – это верная головная боль наутро, – торжественно объявил Миша и налил мне водки. – Апельсиновый сок, запьешь. И ты тоже – апельсиновый сок! – рявкнул он на Берга, когда тот подставил свою тару под розлив. – А то пожалуюсь папе Карло в Гамбург!!

Очевидно, это была коронная фраза в беседах босса и телохранителя…

– Глупости какие, – сказал Миша, когда я коротко сообщила ему о сцене в бассейне, – больше туда не ходи. Нечего там тебе делать, особенно если опять звать будут. Ты лучше с нами присядь. Выпей. А именинница… Она, верно, еще орать будет. Она, говорят, по пьянке потрахаться мастерица. Только не надо суровых взглядов, – предупредил он, – я вообще, если ты хочешь знать, интеллигент. А у Михал Карловича работаю телохранителем только потому, что он мой тезка и во всем меня слушается. Ну и деньги иногда платит.

– Смотри, Филипчук, докудахтаешься, уволю без выходного пособия, – беззлобно пригрозил Берг.