Читать книгу "Синдром отсутствующего ёжика - Наталия Терентьева"

Та, неодобрительно качая головой, прошла мимо, еле проговорив «здрасьте». Теперь она позвонит моим родителям и скажет, что Саша, как школьница, целуется у подъезда.

– Тогда пойдем к тебе, – негромко и очень интимно проговорил Олег, вновь подступая ко мне.

– У меня мальчик…

– Ты же сказала, что он на один день.

В его дыхании я четко уловила сладкий запах жвачки, табака и еще чегото, вызвавшего во мне невольное раздражение. Кажется, перед встречей Олег хорошо пообедал. Не удивлюсь, если покушал он дома, сытной, комфортной для пищеварения домашней пищи, приготовленной – старательно или наспех, какая разница, но женой Валентиной, заботливой и ревниво охраняющей свое добро… А добро ее сейчас стояло передо мной и дымилось, сочилось, дрожало от нетерпения…

Я отступила еще на шаг назад и все же объяснила, хотя могла бы и не объяснять:

– Сказала. Но пока мама его не забрала и даже не позвонила. Сейчас я из дома позвоню ей, узнаю, какие у нее планы.

– Давай звони! Отвезем его и… – совершенно бесхитростно и откровенно обрадовался Олег и обнял меня двумя руками за талию. Точнее, даже если он имел в виду положить руки мне на талию, оказались они гдето ниже, на бедрах, на боках, в общем, уже в той бессмысленной половине меня, которая сейчас волновалась и наполнялась горячей кровью, толчками обозначавшей внутри меня все мои слабые места. Надо же… Ничего о себе не знала. Так спокойно жила… Выключала абсолютно спокойно ночные фильмы на самом интересном месте, ничуть не волнуясь. А тут…

Олег, естественно, почувствовал мои сомнения и тут же притянул меня к себе.

– Глупая… Ты меня боишься, да?

Что он имел в виду я так никогда и не узнала. Подозреваю, что ровным счетом ничего. Скорей всего, это была просто мужская формула, льстящая их самолюбию и подзадоривающая плоть: «Ты меня боишься?» На что девушка должна ответить «нет» и растопырить ножки в доказательство этого. Или ответить «да» и растопырить ножки под напором неотвратимого и мощного зова его плоти. Таким он кажется самому кавалеру, поэтому в тот момент позволяется забыть обо всем, главное – о завтрашнем дне, когда придется смотреть в глаза обеим – и жене, и подружке.

Но меня больше взволновало первое слово. Может быть, я и глупа, но кроме меня самой мне уже давно никто этого не говорит. Как же нужно, оказывается, не только время от времени включать спящие режимы своего существа – иначе они могут включиться сами в самое неподходящее время, – но и быть для когото глупой, слабой, маленькой… Именно для когото, не для себя. Слово это меня просто подкосило. Я ведь умная, я сильная, я всех вылечу, везде успею, все смогу. Я и для родителей своих давно уже сильная и способная все перенести, все понять, помочь, поддержать…

Усилием воли я оторвалась от Олега и заставила себя улыбнуться.

– Я, правда, не могу тебя пустить. Тому есть, по крайней мере, две причины. – На всякий случай я еще отступила от него на шаг.

– Вторая какая? – спросил Олег, отпустив мою руку и открывая дверь машины.

– Твоя семья.

– Ты очень спешишь, Саша, – совершенно искренне ответил мне Олег.

Спешу куда? Замуж? А что он еще мог иметь в виду?

Он сел в машину, с силой захлопнул дверь, включил двигатель, опустил стекло и посмотрел на меня.

– Значит, нет? – спросил он.

Я понимала, что он сейчас уедет и больше не позвонит. Скорей всего, это мой последний шанс. Быть глупой, слабой, любимой, хотя бы желанной для когото. Не так уж часто в тридцать восемь лет тебя зовут в увлекательное путешествие по местам твоих забытых и потерянных эрогенных зон. Наверно, я больше его не увижу. Вряд ли смогу в ближайшее время ему позвонить, даже если мне будет одиноко и не с кем поговорить или нужна будет помощь. Возможно, других мужчин у меня уже не будет. (Имея в виду, как они косяками ходят вокруг меня в последние годы…) А я, к сожалению, не молодею, а наоборот. Возможно, так и закончится моя невнятная женская судьба, если я сейчас скажу «нет»…

Олег смотрел на меня выжидающе. Он всегда был мне очень симпатичен, я знаю его сто лет, это совсем другое, чем пустить к себе едва знакомого человека… Друг юности – почти что родственник… Но не могла же я привести его к себе домой, когда там был Гриша! Мой старый товарищ ведь попрежнему хотел не чай с баранками пить, и даже не мартини. Бутылка явно предназначалась для меня и для антуража. И куда я могла деть маленького, ни в чем не повинного мальчика? На пару часиков к соседям? Он и так собирался вчера домой, к маме, даже шапку надел…

– Саша, пока! – сказал Олег и ничего больше не добавил. Закрыл окно и уехал, нервно задев невидный под слежавшимся снегом бордюр тротуара.

– Пока… – ответила я, в точности не зная, с кем или с чем прощаюсь. С другом ли юности, с последним ли в моей жизни мужчиной… Либо просто с не очень добрым и не очень порядочным человеком, который решил воспользоваться моим одиночеством и растерянностью и…

Мне не хотелось дальше развивать эту мысль, потому что она заводила меня в тупик. По мне, не получается сегодня – можно встретиться завтра. И разве нельзя было просто так подняться в квартиру и поговорить? Об Ийке, например…

Гриша сидел за пианино и нажимал две ноты. Я прислушалась. Фа диез – до. Фа диез – до. И снова: фа – до. Годы музыкальной школы для меня даром не прошли. Я до сих пор песни слышу в нотах, могу запросто спеть любой шлягер нотами, почти не ошибаясь. Только у меня нет голоса и аудитории. Ийка давно уже попросила меня не петь при ней, объяснив, что у нее портится настроение от моего пения. Я даже не обиделась тогда, потому что у нее так часто портится настроение по совершенно непонятным причинам, а тут я хотя бы знаю, чего не надо делать, чтобы в глазах моей не самой веселой девочки не было тоски и уныния.

Гриша продолжал играть «фадо», не оборачиваясь на меня. Ага. Вот что бесит Лилю, вот почему она называет сыночка шизоидом. Конечно, для мамы это, наверно, болезненно.

Я помню, как сама очень нервно относилась к некоторым особенностям маленькой Ийки. Моя дочка как сама научилась в два годика снимать кофточку неправильно – так и снимала, вылезая из нее, как из смирительной рубашки, каждый раз долго и со страданиями. Но она так привыкла. И если уж она один раз села в гостях в какойто уголок – значит, будет проситься туда всегда, даже если там теперь стоит холодильник. Попробовала печенье, не понравилось – хоть убейся, она его больше пробовать не будет никогда, ни через год, ни через три, отлично помня, что ей когдато показалось – печенье пахнет старой тряпкой… Я просто не знала, что время пройдет так быстро, что Ийка станет взрослой гораздо раньше, чем я буду к этому готова. И уйдет от меня вместе со всеми своими причудами и странностями, часть которых, кстати, с годами проходит сама собой.

– Гришенька!

Мальчик, как и следовало ожидать, на голос не обернулся. Интересно, он все же знает, что я пришла? Или настолько погружен в свое занятие? Только чтото мелодия слишком проста, во что тут погружаться? Либо я чегото не понимаю.