Читать книгу "Ее последний герой - Мария Метлицкая"

Все остальное – потом.

Короче, полетели. Ура.

* * *

Почему-то вспомнилось, как они летели с Ирмой на море. Куда? Конечно, в Сочи. Выбор был невелик. Он был влюблен в нее, а она позволяла ему быть влюбленным. Такая была тогда, в самом начале романа. Ирме было уже почти тридцать, а выглядела так, что все сворачивали шеи – на пляже, на улице, в ресторане.

Он увел ее от «хорошего» мужа, большого начальника от культуры. При нем Ирма жила как богиня. Актерских амбиций у нее, кстати, было немного. Наверное, потому, что твердо знала: все будет именно так, как она захочет. И вправду, все было именно так, она решала, будет она сниматься или не стоит и напрягаться.

Муж ее, слывший в народе подкаблучником, жену боялся отчаянно. А вот на службе все трепетали как раз от него. Злобный был мужичонка, злопамятный. Интриган отменный. Внешне – типичный чинуша. Полноватый, с залысиной, тщательно укрытой тремя редкими прядями поперек потной головы. С перхотью на воротнике черного в любое время года костюма. Все подшучивали над его ботиночками, размера примерно тридцать седьмого. Прозвали его «Петя на копытах».

Как могла огненная красавица Ирма спать с этим потным упырем? Могла. Долго перечислять почему. Все эти возможности и зоны влияния. Квартира в сто с лишним метров в Доме на набережной, балкон размером с хороший пляж. Большой черный автомобиль, телефонный аппарат цвета слоновой кости с пустым диском. Говорили, что этот аппаратик он протирал самолично, не доверяя уборщице. Еще говорили, что жене ноги моет и потом воду пьет, а потом торопит милую в спальню. Потому что заводится от этого страшно. Она, мол, уступает: боязно, вдруг кормилец помрет.

Он действительно помер через пару недель после того, как узнал, что красавица Ирма его бросает и уходит – к кому? – к пьянчуге и ничтожеству Городецкому. Неправда, Городецкий, конечно, пил, но пьяницей не был.

Этот шибздик успел его ухватить за грудки в темных коридорах «Мосфильма» и прижать к стене; брызжа слюной, сначала умолял вернуть ему «его девочку, его жизнь», плакал, а потом прямо пугал и угрожал. Городецкий его оттолкнул: во-первых, он уже ничего не боялся, а во-вторых, был сильно влюблен. А влюбленным, как известно, море по колено.

Но помер Ирмин муж своевременно: не успел навредить. Потом многие выражали Илье благодарность – от такого дерьма избавил, не приведи господь. Ирма, кстати, на похороны не пошла. Сказала, что видеть это свиное рыло ей не под силу. Боится, что плюнет в гроб.

– А что ж не ушла? – удивился любовник.

– Объяснить? – Ирма недобро прищурила зеленый ведьминский глаз.

– Не стоит, – дрогнул он.

Зачем знать подробности, когда собираешься стать «страшно счастливым» или хотя бы побыть им. Чувствовал, что, видимо, ненадолго, но надеялся.

Их семейная жизнь, как ни странно, сложилась, к общему удивлению. Ирма вдруг притихла, отложила свои скандалы, забыла про претензии и – превратилась в обычную бабу. Смирную, терпеливую, ждущую мужа с работы в уютном халатике, кухонном фартуке и плюшевых тапках. Впервые в жизни она с удовольствием принялась готовить. Что-то получалось, что-то нет – и в эти моменты она расстраивалась до слез и становилась похожей на маленькую несчастную девочку, у которой отобрали леденцового петушка. Она протирала пыль, перемывала посуду, с упоением чистила щеткой ковры. И все это весело напевая, с таким увлечением, что он замирал в дверях от умиления и удивления. Такую Ирму, тихую, милую, домашнюю и уютную, он обожал еще больше.

Метаморфозы объяснялись просто: она тоже влюбилась. Наверное, впервые в жизни. После всех шатаний, приключений, разрушительных женских компромиссов, желаний пристроиться и устроиться – сжав зубы, лягу с тем, с кем будет надо, – она обнаружила, что с Городецким все было совершенно не так. Не по надобности, не по принуждению. Здесь все было по любви. Короче говоря, с ней случилось то, во что она абсолютно не верила. Только сейчас, когда ей было уже за тридцать, она узнала, как это – любить человека. Как просыпаться и засыпать с любимым. Как тосковать по нему, когда он в отъезде. Как ревновать его к молодым и хорошеньким, как наполняться счастьем, когда он шепчет тебе слова любви или просто хвалит твой суп и котлеты.

Городецкий тоже был ошарашен – ведь зацепила она его совершенно другим. Он желал другой Ирмы, рыжеволосой стервы, ведьмы, сводящей с ума всех мужиков подряд. А эта тихая девочка с хвостом на затылке…

Тут еще обнаружилось, что у нее большая близорукость. И его женушка нацепила на нос очки.

– Какая ты смешная, – удивился он.

А она обиделась. Потому что слишком хорошо понимала мужские интонации. Да и про все остальное тоже кое-что знала, даже больше, чем бы хотелось.

Он очень любил ее. Как друга, но она перестала ему нравиться как женщина. Походы налево возобновились. Не то чтобы часто, но грешки случались. А она вила гнездо, штудировала кулинарные книги, любила прилечь после обеда. Полнела, грузнела, перестала интересоваться тряпками. Не желала выходов в свет («А что я там нового увижу?»), не слишком жаловала гостей («Мне никто не нужен, кроме тебя. Да и все они… Ну ты же все знаешь, завидуют…»).

Однажды на юбилее какого-то приятеля в Доме кино, куда они отправились, разумеется, вместе, он уловил еле слышный шепоток и шуршание за спиной. Оглянулся и понял: обсуждали Ирму. Пораженные, качали головами и удивлялись. Обабилась, разжирела, запустила себя, словом, курица курицей. А ведь какая была баба! Ирма, кстати, в тот вечер выглядела очень неплохо: укладка, новое платье, на высоких каблуках.

Он тогда словно взглянул на нее со стороны. Они были правы, это не Ирма. Точнее, не та Ирма, от той, прежней, остались только рыжие волосы и зеленые глаза. Но кто их видел за стеклами очков?

Его жена с аппетитом уплетала какой-то салат. Рядом сидела ее бывшая приятельница, известная актриса, и с нескрываемым любопытством, брезгливостью и даже презрением, словно мышь или жабу, разглядывала подругу. Городецкий скривился и решил дома поговорить с женой.

Потом та самая бывшая подруга пригласила его на танец. Заиграла музыка, и эта тонкая, словно лоза, красотка и известная искусительница прижалась к нему маленькой и твердой грудью и зашептала в ухо:

– Чудеса, Городецкий! Что ты с ней сделал? Сгораю от любопытства. Может, заглянешь как-нибудь и расскажешь?

И, умелая стерва, кончиком острого жаркого языка чуть дотронулась до его мочки.

Он вздрогнул, сглотнул слюну и хрипло ответил:

– Загляну, а то как же! Тебя пропустить – просто грех!

Домой они вернулись в разных настроениях: она – в замечательном («Все было так вкусно! А торт ты попробовал?»), он – в отвратительном. Решил разговор отложить на завтра.

А назавтра она сообщила ему о беременности. И разговор не случился. Потому что очень обрадовался известию и твердо решил, что на всех наплевать. В конце концов, они счастливы!