Читать книгу "Конец нейлонового века - Йозеф Шкворецкий"

Последующее творчество Йозефа Шкворецкого продолжало отражать события его собственной жизни. Любитель джаза Дэнни Смирицкий постарел, эмигрировал в Канаду и устроился преподавать в маленький колледж Университета Торонто. В 1977 году выходит «Инженер человеческих душ» (так хорошо знакомый всем нам сталинский термин) – обширный, остроумный, однако фундаментально серьезный роман. Все прошлое Дэнни – все его столкновения с фашизмом в молодости, его романы и романчики, опыт общения с собратьями по эмиграции – и его настоящая жизнь переплетаются в нелинейном повествовании, почти обескураживающем по богатству и насыщенности. Разнообразие повествовательной ткани сообщает «Инженеру» ту широту кругозора, которая намного превосходит тему книги, обозначенную в солидном подзаголовке. Автор касается и опасностей догматического мышления, и политической наивности Запада, и несправедливостей тоталитарных режимов. По охвату реалий и Запада, и Востока равных этой книге найдется немного. В полном, хоть и несколько старомодном смысле это «роман идей», но одновременно – и повесть жизни самого Шкворецкого (он сам говорил, что Дэнни – «фигура автобиографическая, смесь реального и желаемого»), и, по выражению канадского критика Д. Дж. Энрайта, «Библия изгнания».

Хотя цикл о Дэнни Смирицком, вероятно, приблизился с «Инженером человеческих душ» к концу, музыка по-прежнему звучит в следующем романе Шкворецкого «Влюбленный Дворжак». Беллетризованная биография композитора, посещавшего Нью-Йорк и испытавшего влияние негритянской народной музыки и джаза, дает автору повод поразмышлять о синтезе двух доминирующих музыкальных культур нашего времени – классической европейской традиции и американского джаза. Хотя синтаксически озадаченные американские критики сочли, что повествовательная структура начальных глав «Дворжака» слишком сложна, чтобы ими можно было наслаждаться, но традиционный юмор автора в дальнейшем оживляет книгу, и в целом роман – достойная дань памяти Антонина Дворжака и праздник той музыки, дорогу которой он проложил.

Стиль прозы Шкворецкого, пишущего и на чешском, и на английском, поэтичен, и сюжет в ней часто играет меньшую роль, чем игра слов и образов. Его длинные периоды виснут и уходят в бесконечность, а огромные придаточные в скобках паровозами грохочут мимо. Язык его в высшей степени музыкален, одновременно напоминая фуги и сонаты – и бесконечные саксофонные импровизации свободного джаза. В нем – и ностальгия, и горечь писателя, оторванного от родной языковой среды чуждой тоталитарной силой. Проза Шкворецкого не потеряла своего блеска и свежести и сейчас. Сам он в предисловии к канадскому изданию «Бас-саксофона» писал: «Для меня литература постоянно трубит в рог, поет о молодости, когда молодость уже безвозвратно ушла, поет о родном доме, когда в шизофрении времени вдруг оказываешься на земле, лежащей за океаном, на земле, где – как бы гостеприимна или дружелюбна она ни была – нет твоего сердца, поскольку ты приземлился на этих берегах слишком поздно».

М. Немцов