Читать книгу "Любовник смерти - Борис Акунин"

Однако стыдно было, что свет горел, и вообщекуда ей, Лореттке этой, кошке жирной, до Смерти.

Тьфу!

После ещё долго учился шампанское пить:кладёшь в него клубничину, даёшь ей малость пообвыкнуться, размокнуть и губамивылавливаешь. Потом выдуваешь пузырчатое пойло до дна, и по новой.

* * *

Утром, конечно, головой маялся, хуже чем отказённого вина. Но это пока Жорж не заглянул.

Жорж посмотрел на страдания ученика, языкомпоцокал, сразу послал слугу за шампанским и паштетом. Позавтракали прямо уСеньки на кровати: он лёжа, студент сидя. Паштет мазали на белые булки, винопили из горлышка.

Полегчало.

Сейчас французским позанимаемся, а в обедпоедем укреплять знания во французский ресторан, сказал Жорж и облизнул толстыегубы.

А ничего, расслабленно думал Сенька. Глазабоятся, а руки делают. Ко всему человек обвыкается. Можно, можно жить и вбогачестве.

 

История третья. Про брата Ванечку

Про две большие мечты думать было приятно —воображать, как оно всё устроится с любовью и с бессчётным богатством. Однако ипри нынешнем, пока ещё не столь великом богатстве сделалась доступна однамечта, раньше казавшаяся несбыточной — появиться во всей красе перед братомВанькой.

Тоже, конечно, без подготовки не нагрянешь:здрасьте, я ваш старший брат, барскую одежду напялил, а сам трущоба трущобой,ни слова по-культурному. Вдруг забрезгует Ванятка неучем?

Однако для мальца все-таки можно было обойтисьи малой наукой.

С первого же дня Сенька уговорился с Жоржем —пускай тот при разговоре поправляет неправильные слова. Чтоб студент неленился, ему была объявлена награда: по пятачку за каждую поправку.

Ну, тот и рад стараться. Чуть не через слово:“Нет, Семён Трифоныч, так в культурном обществе не говорят: колидор, нужно коридор”— и крестик на особой бумажке чирк. После, на уроке арифметики, Скорик сам жеэти крестики на 5 перемножил. Первого сентября 1900 года погорел навосемнадцать рублей семьдесят пять копеек — и это ещё жадничал лишний раз словосказать. Начнёт по-писаному: “А вот думается мне, что…” — и затыкается.

Закряхтел Скорик от такой суммы, потребовал спятачка на копейку перейти.

Второго сентября отмусолил, в смысле отсчитал,четыре рубля тридцать пять копеек.

Третьего сентября три двенадцать.

К четвёртому сентября малость наблатыкался, тоесть немного освоился, хватило рубля с гривенником, а пятого и вовсе обошёлсядевяноста копейками.

Тут Сенька решил, что хватит с Ваньки, пора.Теперь он с отменной лёгкостью мог минут пять, а то и десять излагать своимысли гладко, памятью-то Бог не обидел.

По светскому этикету полагалось сначала судьеКувшинникову по почте письмо отписать: так, мол, и так, желаю нанести Вашеймилости визит на предмет посещения обожаемого братца Ванятки. Но терпежу нехватило.

С утра пораньше Сенька пошёл к дантистузолотой зуб вставлять, а Жоржа снарядил в Тёплые Станы, предупредить, чтопополудни, если его милости будет благоугодно, пожалует и сам Семён ТрифоновичСкориков, состоятельный коммерсант — вроде как с родственным визитом. Жоржнарядился в студенческий мундир, выкупил форменную фуражку из ломбарда, укатил.

Сенька сильно нервничал (то есть тряс гузкой).Ну как судья скажет: на кой бес моему приёмному сыну такая собачья родня.

Но ничего, обошлось. Жорж вернулся важный,объявил: ожидают к трём. Стало быть, не к обеду, сообразил Сенька, но необиделся, а наоборот обрадовался, потому что пока ещё плохо умел со столовыминожами управляться и отличать мясные вилки от рыбных с салатными.

В книге было прописано: “При визите детямобязательно должно дарить конфекты в бонбоньерке”, и Скорик не пожидился, тоесть не поскупился — купил на Мясницкой у Перлова самолучшую жестянку шоколаду,в виде горбатого конька из сказки.

Нанял лаковую пролётку за пятерик, но,поскольку от нервов выехал сильно раньше нужного, сначала шёл по улице пешком,коляска следом ехала.

Старался вышагивать, как в учебникепредписано:

“На улице легко отличить хорошо воспитанного,утончённого человека. Походка его всегда ровна и размеренна, шаг уверен. Онидёт прямо, не оглядываясь, и только изредка останавливается на мгновение передмагазинами, обыкновенно придерживается правой стороны дороги и не смотрит ни кверху, ни к низу, а прямо за несколько шагов перед собой”.

Прошёл так через Мясницкую, Лубянку,Театральный. А как шея от прямоглядения задубела, сел в пролётку.

До Коньковских яблоневых садов катилинеспешно, а перед самыми Тёплыми Станами седок велел разогнаться, чтобподъехать к судейскому дому лихо, при всей наглядности, с шиком.

И в дом вошёл в лучшем виде: сказал бон жур,умеренно поклонился.

Судья Кувшинников ответил: “Здравствуй, СемёнСкориков”, пригласил в кресло.

Сенька сел скромно, учтиво. Как положено вначале визита, снял одну правую перчатку, шляпу на пол положил, без салфетки. Итолько потом, благополучно всё исполнив, рассмотрел судью как следует.

А постарел-таки Ипполит Иванович, вблизи виднобыло. Усы подковой стали совсем седые. Длинные, ниже ушей, волоса тожепобелели. А взор остался такой же, как прежде: чёрный, въедливый.

Про судью Кувшннникова покойный тятенькаговорил, что умней его человека на всем свете не сыщешь, а потому, поглядев встрогие глаза Ипполит Иваныча, Сенька решил, что будет держать себя не посветскому этикету, а по настоящей учтивости, которой его обучила не книжка и неЖорж, а некая особа (про неё сказ впереди, не всё в одну кучу-то валить).

Особа эта говорила, что настоящая учтивостьстоит не на вежливых словах, а на искреннем уважении: уважай всякого человекапо всей силе возможности, пока этот человек тебе не показал, что твоегоуважения не достоин.

Сенька долго думал про такое диковинноесуждение и в конце концов прояснил себе так: лучше плохого человека улестить,чем хорошего обидеть, ведь так?

Вот и судье он не стал светские разговоры проприятно прохладную погоду говорить, а сказал со всей честностью, поклонившись:

— Спасибо, что брата моего, сироту, какродного воспитываете и ни в чем не притесняете. А ещё больше вам за это ИсусХристос благодарность сделает.

Судья тоже слегка поклонился, ответил, что нена чем, что ему с супругой от Вани на старости лет одно счастье и удовольствие.Мальчик он живой, сердцем нежный и при больших способностях.

Ладно. Помолчали.