Читать книгу "Свитер - Бланка Бускетс"

Что действительно начинает выглядеть классно, так это вырез. Потом, когда придет пора сшивать детали, она обвяжет его воздушными петлями или ажурным узором, а может, и тем и другим вместе, получится очень красиво.

О чем это она думала? Сейчас, сейчас. Ах, да, о Жофре, покупающем улиток, и Монике, не хочешь ли выпить чего-нибудь холодненького, тогда мы сможем посидеть и поговорить. И Моника, должно быть, сказала: о’кей, как хочешь, и они сели в каком-нибудь баре, где девушка посмотрела на Жофре по-новому, первый раз увидела в нем не просто отца подруги, потому что когда становишься взрослой, то внезапно обнаруживаешь, что той стены, которая, как тебе казалось, отделяет тебя от взрослых всей планеты, на самом деле не существует и что у тебя достаточно сил, чтобы противостоять привычному порядку вещей, которому еще совсем недавно ты обязана была подчиняться. У Долорс так произошло в последний год обучения в интернате в отношении монахинь, которых она долгое время, с раннего детства, считала носительницами абсолютной истины.

Эдуард, наоборот, проделал путь от взрослого человека к ребенку, от той поры, когда он ни во что ее не ставил, до момента, когда начал воспринимать Долорс как своего рода богиню, и она чувствовала, что он преклоняется перед ней, — так она сама некогда преклонялась перед монахинями. Ей это совершенно не нравилось и лишь сильнее питало ее ненависть. Фабрика закрылась, и Эдуард остался не у дел, теперь он только убирался, мыл, перестилал постели. То есть стал прислугой, так сказать, помощником по хозяйству. Растерял все свое достоинство, а человек без чувства собственного достоинства — ничтожество. Окончательно сломленный, униженный, Эдуард стал ничтожеством.

Однажды Долорс поняла, что больше так не может. Она не в состоянии его бросить хотя бы из христианского милосердия, поскольку в таком случае мужу придется идти просить милостыню на паперти. Другого выхода у него нет. Однажды она долго размышляла над этим, и тут ей впервые пришла в голову идея, которую она сначала отбросила, не столько ужаснувшись, сколько испугавшись. На следующий день она нашла эту мысль не такой уж безумной. На третий посчитала ее удачной. Она вздохнула и сказала себе: действуй, Долорс. Чтобы выполнить задуманное, предстояло хорошенько потрудиться, однако было совершенно ясно, что выйти из создавшегося положения и помочь Эдуарду можно одним-единственным способом: убить его.

плечи

— Я — гомосексуалист.

Единственной, кто после этого признания спокойно продолжал есть, была Долорс. Сандра сделала вид, что ее одолел кашель, и прикрыла рот салфеткой, чтобы скрыть растерянность. Леонор украдкой смотрела на мужа, предчувствуя его реакцию. Жофре не проронил ни слова, просто тупо сидел, уставившись на Марти. Есть одной было как-то неловко, и Долорс отложила вилку. Марти сколупнул ногтем с салфетки присохшую крошку и спокойно посмотрел отцу в глаза.

— Я говорю вам об этом, потому что ухожу жить к Дани, и вы должны знать почему. Врать вам я не хочу, к тому же мне известно, что вы чужды предрассудков и относитесь к тем родителям, которые способны это понять.

Браво, Марти, улыбнулась Долорс, ты припер Жофре к стенке, теперь, если он хочет сохранить лицо и по-прежнему выглядеть современным отцом, мечтой любого ребенка, ему остается одно: принять решение сына. Леонор и Сандра продолжали молчать, однако теперь внучка машинально взяла вилку и положила в рот кусочек мяса. Вот это да, Сандра начала есть. Тогда и Долорс вооружилась вилкой, потому что, по правде говоря, успела проголодаться. Леонор попробовала растопить лед:

— На что же ты собираешься жить?

Это хороший способ не углубляться в скользкие подробности. Марти принял игру, начатую матерью:

— Я уже кое-что делал для Дани и других музыкантов. Работы полно, а хороших компьютерщиков, разбирающихся в музыке, мало, так что, думаю, у меня все получится. Параллельно буду продолжать учиться, естественно.

Марти произносит свои реплики четко и уверенно, он явно все хорошо продумал, а вот Жофре как в рот воды набрал.

— А ты не хочешь еще немножко подумать? Ты такой молодой… — вступила Леонор.

Вот и еще одна уловка, помогающая обойти неприятную тему. И снова ответ не заставил себя ждать:

— Когда-нибудь надо начинать, мама.

Жофре так и не проронил ни слова. Взял вилку и молча ест. Однако Марти это никак не устраивало.

— А ты ничего не хочешь сказать? — прямо спросил он.

Спавшее было напряжение вновь сгустилось. Жофре поднял глаза от тарелки, которую упорно рассматривал. Наверное, так же он вел себя, когда угощал Монику прохладительными напитками, думала Долорс, поднял взгляд от стакана с кока-колой и очень медленно проговорил: «Как ты выросла, девочка». Проговорил с особой интонацией, которая должна была ей понравиться, и в ответ тоже услышал что-нибудь такое, от чего мужчины вроде Жофре сразу дуреют, что-нибудь вроде того, что тебя возраст только украшает, тебе вообще не дашь твоих лет, да и выглядишь ты гораздо привлекательнее, чем мои ровесники, ты должен быть гораздо опытней их… И потянула вниз вырез свитера, у нее красивая грудь, у этой девочки, и она демонстрирует ее при любой возможности, Сандра тоже пытается, но ей пока нечем особо похвастать. И у Жофре, конечно, сразу сработало то, что всегда срабатывает у мужчин, когда женщина оголяет перед ними свои прелести, тем более — перед Жофре, который обладает всеми мужскими недостатками и ни одним из их достоинств. Тут Долорс поправилась, ну ладно, какое-нибудь завалящее достоинство у него, наверное, есть, как и у каждого, даже если окружающим кажется, что его нет. Просто у Жофре это достоинство очень тщательно скрыто.

Эдуард тоже прятал свои достоинства, все до единого. Убить его — вот единственно возможный путь. Упорно размышляя над этим, Долорс решила, что ни за что не станет посвящать в замысел Антони, потому что он ее не поймет. Может быть, Мирейя… Нет, лучше не рисковать. Это уж чересчур — требовать от человека, чтобы он понял, что лучше и что хуже для другого, тем более что иногда «лучше» подразумевает его уничтожение. Да, но если тебя разоблачат и дело дойдет до суда, то, даже если найдутся смягчающие обстоятельства, ты надолго сядешь в тюрьму. А Долорс не испытывала ни малейшего желания провести полжизни в камере. Поэтому она собиралась совершить идеальное преступление. Смерть Эдуарда не должна была вызвать никаких подозрений.

Теперь, когда Долорс наблюдала, как муж занимается уборкой, она уже не испытывала ни ненависти, ни жалости — ее голова работала в более конструктивном направлении. Она не торопилась, тщательно обдумывая каждую деталь, — спешка в таком деле не годится. Необходимо, чтобы все выглядело как кончина от естественных причин или несчастный случай. Долорс воспринимала это как своего рода вызов своему интеллекту, и чем дольше она размышляла, перебирая множество вариантов, тем большее удовлетворение чувствовала. Теперь у нее были Антони, любимая работа и возможность проверить силу своего ума.

Так, плечи закончила. Впрочем, это дело нехитрое, там и вязать особенно нечего. Благодаря узкому вырезу они получились довольно широкими, так что не будут сползать, как у других. Вчера старуха на минутку прервалась и, расправив вязанье, подняла его повыше, чтобы посмотреть со стороны. До чего же хорошенький свитер выходит, и вправду красивый, — все наперебой (кроме Сандры, конечно) нахваливали ее и просили: бабуля, когда закончишь, свяжи и мне такой же. Все талдычили одно и то же, сговорились, что ли? Долорс улыбалась и согласно кивала головой, а про себя думала: ждите, как же. Если она кому-нибудь что-нибудь и свяжет — когда-нибудь потом, — то только Марти. Потому что Марти — это Марти, он дает ей поиграть с компьютерным котом и…