Читать книгу "Поверженный разум - Хосе Антонио Марина"

Протестантизм воспроизводит ту же модель. Лютер выступает за свободу совести, свободу обсуждения, видя в них грозное оружие, направленное против Церкви. Под угрозой неминуемого отлучения он упорно защищает религиозную свободу: „Не должно подчиняться князьям, когда они требуют покориться глупым суевериям, и точно так же не должно просить их помощи в защите Слова Божия“. Но через несколько лет, когда он уже чувствует за собой силу, Лютер забывает о сказанном, и просит помощи у князей, и призывает их безжалостно отомстить врагам. Лютеране беспощадно преследуют анабаптистов, а те по мере изменения обстоятельств с тем же пылом преследуют лютеран, захватив власть в Мюнстере.

То же самое произошло в исламском мире. И сегодня мы наблюдаем неприкрытую вражду между суннитами и шиитами, а в некоторых странах, таких как, например, Судан, мусульманское правительство ведет войну на истребление против христиан. Все эти случаи являются примерами жестоких ошибок разума, ставшего заложником фанатизма, и тот, будучи не способным по природе своей усваивать опыт, раз за разом повторяет все те же самые жестокости.

Можно было бы написать историю „отравленных“ культур и собрать там примеры ложных убеждений, послуживших легитимации несправедливостей. Например, радикального неравенства человеческих существ, радикальной кастовой сегрегации, которая все еще имеет место в различных районах Индии, дискриминации по признакам пола или расы. Даже Аристотель, великий этик и воспитатель Европы, был не свободен от этого вида убеждений, поскольку утверждал, что рабство — элемент естественного порядка вещей:

Природа стремится различить плоть рабов и свободных людей; одни, сильные, предназначены для необходимых работ; другие — стройные и изящные, не предназначены для подобных занятий, их удел — политическая жизнь („Политика“, 1254b).

Представления о гомосексуальности являют собой драматический и весьма актуальный предмет для исследования. В 1936 году Гиммлер издал декрет, который гласил: „Наше отношение к гомосексуальности (симптом дегенерации, который может разрушить нашу расу) должно определяться основополагающим принципом: уничтожение вырожденцев“. Впоследствии он отдал приказ отправлять гомосексуалистов в лагеря третьей категории, то есть в лагеря уничтожения. По данным австрийской лютеранской церкви, были уничтожены более двухсот тысяч человек. Но с несправедливостью не было покончено и после падения нацистского режима. После войны были произведены щедрые выплаты компенсаций выжившим узникам нацистских лагерей — всем, за исключением гомосексуалистов, потому что с точки зрения немецкого законодательства они оставались „преступниками“. Как минимум до 2000 года смертная казнь за гомосексуализм применялась в Афганистане, Пакистане, Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратах, Иране, Йемене, Мавритании и Судане. Нетерпимость всегда была признаком помраченного разума, что, впрочем, не означает, что терпимость всегда является триумфом разума.

А сейчас я обращусь к не столь кровавым убеждениям, которые, тем не менее, оказывают определяющее влияние на общественную жизнь. Те идеи, которые вырабатываются в обществе относительно того, что, собственно, такое есть разум и свобода, обусловливают и способы решения им своих проблем. На Западе большая часть определений разума концентрируется на когнитивных навыках — чего мы не видим в других культурах. Пьер Дасен сравнил американские представления с подобными же представлениями у африканского племени бауле. Оба общества представляли себе основные качества разума в общих чертах как грамотность, память и способность быстро обрабатывать информацию, но бауле полагали, что эти навыки приобретают значение только в той ситуации, когда их применение приводит к росту благосостояния общества. Бауле превозносили социальный разум, то есть разум, ориентированный на взаимодействие и службу обществу. Я с ними согласен.

Идея свободы также определяет разумность общества. Великий Монтескье говорит в главе 2 книги XI „Духа законов“, рассматривая пример московитов эпохи Петра Великого, что „долгое время они считали, что свобода состояла в возможности носить длинную бороду“. Пожалуй, мы недалеко от них ушли. Какое место должна занимать свобода в иерархии ценностей? Прославление свободы — это выдумка Запада. Другие культуры полагают куда более значимыми иные ценности — такие как мир, согласие, законопослушность. А на Западе в последнее время воцарилось представление о свободе, которое чревато многими социальными бедами; его можно сформулировать так: только спонтанное действие свободно. Трудно отказываться от этой очевидной истины, хотя она и содержит в себе непреодолимое противоречие. Она утверждает идею свободы, опровергающей свободу. И действительно, если поведение не является спонтанным, оно — вынужденное. Супер-эго, воспитание, нормы, „что скажут люди“ или групповая мораль правят бал и в конечном счете уничтожают свободу. Человек, следовательно, не свободен. Но, оказывается, если он действует спонтанно, он также не свободен, потому что спонтанность — это просто-напросто импульс. То, что мы называем естественностью, есть не более чем природный детерминизм. Вот мы и попали в ловушку: если я хочу быть свободным, я не могу быть ни спонтанным, ни неспонтанным. Подобная ложная идея свободы приводит к заключению: свободен только тот, кто абсолютно оторван от всех и от всего. А это — отрицание коллективного разума. Его поражение.

5

Аффективные ошибки. Общества вырабатывают различные аффективные стили, поэтому есть миролюбивые культуры и культуры воинственные, культуры эгоистичные и культуры, основанные на принципе солидарности. В своей книге „Пол и темперамент в трех примитивных обществах“ американский антрополог Маргарет Мид показывает две модели социальной аффективности. Арапеш являются дружелюбным народом, они склонны к сотрудничеству. Работают вместе — все на всех. Личная выгода представляется им отвратительной. „Есть только одна семья в селении, — рассказывает автор, — которая проявляла привязанность к земле, и их отношение было непонятно остальным“. Арапеш охотится для того, чтобы принести еду другому. „Человек, который сам, в одиночку ест то, что он принес с охоты, — даже если это маленькая птичка, которой и одному едоку недостаточно, — это самый недостойный член сообщества, он находится за пределами общественной морали до такой степени, что никто даже не станет обсуждать с ним что-либо“.

Для племени арапеш мир — это сад, который нужно возделывать. Моя душа садовода не может остаться равнодушной к столь поэтической концепции мира. Долг детей и ямса состоит в том, чтобы расти. Долг всех остальных членов племени состоит в том, чтобы делать все необходимое для того, чтобы дети и ямс росли. Возделывание детей, воспитание ямса — или наоборот. Мужчины и женщины посвящают себя этой глубоко материнской задаче с нежным энтузиазмом. Дети — центр их внимания, воспитание вообще — воспитание чувств. Не важно, что ребенок не усвоит каких-то вещей, так как на самом деле важно привить ему чувство доверия и безопасности. Сделать ребенка добрым и безмятежным. Его учат доверять всему на свете. Дети проводят определенное время в семьях родственников, чтобы приучиться к мысли, что весь мир наполнен родными.

В ста шестидесяти километрах от миролюбивых арапеш живут мундугумор, которые создали суровую, неудобную, мрачную культуру. Все представляется им отвратительным, что не удивляет, ибо социальная организация поддерживает их в состоянии постоянного напряжения. Принципы отношений с противоположным полом и семейная структура заботливо разработаны таким образом, чтобы постоянно вызывать непримиримые конфликты. Базовая структура родства называется pone — это идеальная машина интриг и ненависти. Мать и отец возглавляют разные семьи. Pone отца состоит из его дочерей, внуков, правнуков, праправнуков, то есть женского и мужского поколений. Pone матери представляет собой то же самое — только вместо дочерей туда входят ее сыновья. Обе семьи ненавидят друг друга — не по случайным причинам, а из-за свадебного обряда. Мундугумор меняют сестру на невесту, почему, собственно, сыновья воспринимают отца как опасного соперника, который может обменять своих дочерей на более молодых жен для себя самого. И наоборот, сыновья также опасны для отца, который воспринимает их взросление как взросление своих будущих врагов. В каждой хижине мундугумор есть сердитая жена и агрессивные сыновья, готовые предъявить свои права и выдвинуть перед отцом свои претензии на дочерей, единственную валюту, пригодную для покупки невест. Неудивительно, что новость о беременности встречается с неодобрением. Отец хочет только дочерей, для того чтобы расширить свой pone. Мать хочет сыновей — с той же целью. Здесь воспитание детей — скрупулезная подготовка к встрече с миром, в котором нет места любви. Нет места покою и радости. Все мундугумор знают, что по той или иной причине они должны будут сражаться с отцом, со своими собственными братьями, с семьей своей жены. Девочки уже знают, что будут корнем распрей. Это их сомнительная привилегия.