Читать книгу "Вред любви очевиден - Татьяна Москвина"

– Лена. Я зарабатываю столько, сколько в моих силах. Ты выходила за меня замуж в здравом уме и приняла на себя определённые обязательства, как их принял и я. Я люблю тебя и Дашу, я умру за вас, если надо, но если ты будешь унижать моих родственников и пилить меня из-за денег и квартиры, нам придётся расстаться.

Когда Миша впадает в наставительный тон, Лена цепенеет.

– Ну, Миша, не ворчи, я так просто… Ты красный свитер решил, да? – бормочет Лена. – У него там дырочка на локте…

Едут в машине, Миша за рулём, Лена рядом, Костя и Даша сзади, с цветами.

– Миш, я забыл, ты давно машину брал?

– Два года. Ещё тетка Полина жива была, приезжала, я её как раз на машине вёз.

– Да, мама тебя хвалила – говорит, молодец ты, аккуратный такой, спокойный.

– Миша спокойный? – делает Лена большие глаза. – Миша псих и не лечится.

– Папа псих? – удивляется Даша.

Миша начинает разворачиваться в противоположном направлении.

– Миша, ты куда? – вопит Лена.

– Домой, – отвечает Миша спокойно. – Съездили в гости, развлеклись.

Машина стоит у обочины, и видно, как обитатели её кричат, жестикулируют. Наконец, видимо, решение принято, едут в нужном направлении.

Молчат.

Даша вздыхает и говорит тихо и утвердительно:

– Да, папа псих.

Подъехали к большому новому дому. Дом многоквартирный, с лоджиями и террасами, подземным гаражом, башенками. Только что испечён, с иголочки.

– Во домище! – поразился Костян.

Миша набирает номер. – Ирина Леонидовна, добрый вечер. Это Миша Трофимов. Вот, подъехали мы к дому, какие будут распоряжения? Ага. Ага. Четвёртый этаж, ясно. Уже не работает лифт, да вы что? Всё, идём.

– Наверное, турки строили, – комментирует Костян.

– Костян, ты от таких реплик там воздержись, ладно? – просит Миша. – Мы к образованным людям пришли.

– Ну и что? – сердится Лена. – Что он сказал-то? Предположил, что лифт не работает, потому что турки строили. Конечно, Ирина Леонидовна профессор, а мы серость, дурачки…

Высаживаются из своей неказистой машины, притулившейся возле ослепительных монстров.

– Во машинища! – говорит Костя, глядя на чей-то джип.

Поднимаются по лестнице, и тут вступает голос.

Чистый, свежий голос – точно ветер с моря. Кто-то поёт там, наверху. Женщина, сирена:

– Снился мне сад в подвенечном уборе,

В этом саду мы с тобою вдвоём…

Звёзды на небе, звёзды на море…

– Кто-то поёт, – сообщает Костян.

Голос приближается:

– Листьев ли шелест иль ветра порывы

Жадной душою я нежно ловлю.

– А это куда мы идём, там, наверно, поют! – радуется Костян.

На лице у Миши тревога и волнени. Он даже остановился.

– Очи бездонны, уста молчаливы…

Милая, друг мой, люблю!

– Миша, какой номер квартиры, – спрашивает Лена. – Ты что встал?

Но там открыта дверь, сомневаться не приходится. Голос доносится из квартиры.

– Миша, сюда, здесь открыто, – кричит Лена. Миша стоит возле стены. – Что с тобой?

Откуда он знает, что с ним. Не идут ноги, и всё.

– Снился мне сад…

Лена, оставив Дашу Косте, сбегает к Мише. – Что за дела?

– В этом саду мы с тобою вдвоём…

– Миша, раз-два-три, ёлочка, гори, включайся, эй, очнись…

Миша преодолел наваждение, встряхнулся.

– Что-то меня повело от этого пения. Давно живого голоса не слышал.

В новой, двухуровневой квартире Ирина Леонидовна, фасонистая пожилая женщина с прямой спиной, принимала гостей. Гости только что перестали аплодировать певице. Она стоит возле рояля, поправляет рыжие волосы, улыбается довольно.

Да, вот «от таких и погибали люди». Крупная, женственная, стройная, в синем платье с живой розой, приколотой булавкой на груди, – Маша Горенко.

– Машенька, спасибо, детка, – говорит Ирина Леонидовна и, продолжая прерванный разговор, обращается к гостям. – Вот он сейчас придёт, звонил уже снизу. Это не воспитатель, это золото. Сильный, умный, спокойный. И красавец.

Возле Маши крутится неказистый, чернявый, слова Ирины Леонидовны его тревожат.

– Это как-то всё слишком для одного человека. Может, он хотя бы гомосексуалист, с таким букетом добродетелей?

– Юра… – укоризненно шепчет хозяйка.

Среди гостей ведь находится и её двенадцатилетний внук Матвей, прелестный, только что-то сердитый мальчик. Гостей немного: Маша с Юрой, две пожилые подруги, пожилой господин артистического вида (он и был за роялем, аккомпанировал Маше) и очень полная женщина средних лет, которая тихо и прилежно ест – молча.

– Миша женат, у него ребёнок, дочка, – говорит Ирина Леонидовна.

– А сколько лет вашему красавцу? – спрашивает Маша.

– Мала дытына. Лет тридцать.

– Что же он, ничего лучше не придумал, как гувернёром служить?

– Напрасно вы так, Маша, – заметил пожилой господин. – Работа хорошая и очень важная. Школа наша погибает от припадочных тёток. Возле мальчика должен быть сильный умный мужчина-воспитатель. Ирина молодец. Всегда знает, что ей нужно, – и всегда находит. Как это важно – точность желаний… Я вот какой-то расплывчатый… Не умею формулировать…

– Всё ты умеешь, не кокетничай, Алик. А что мне было делать, если детки оставили мне, старушке, своего мальчика – на три года? Я понимаю, отказываться от Немецкой оперы нельзя. У них там всё в порядке…

– Судя по квартире, более чем, – заметила одна подруга.

Ту т и появляется Миша.

– Мир вам, и мы к вам! Со всем двором опричь хором!

Объятия, рукопожатия… Мальчик Матвей сразу перестал быть сердитым – видно, крепко полюбил своего гувернёра. Миша, конечно, сразу увидел Машу и старается не смотреть в её сторону.

– Инна Лазаревна, Вера Михайловна, Альберт Сергеевич, Катя, Юра – наши друзья… Маша Горенко – невероятная певица…

Миша преодолел растерянность, поцеловал Маше руку. – Мы шли по лестнице и слышали ваш чудесный голос.

– Очень приятно. Какая у вас очаровательная дочка.

Костян стоит в дверном проёме, как статуя. Огромная гостиная его парализовала.

– А у вас много комнат? – спрашивает Даша.

– Мотя, покажи даме квартиру, – просит Ирина Леонидовна.

Косте тоже хочется посмотреть, но он боится показаться развязным и с тоской смотрит на Мотю и Дашу. Лена с трудом доводит его до круглого стола, усаживает.