Читать книгу "Благословенное дитя - Лин Ульман"

В покосившейся лесной хижине, которую он ремонтировал каждый год, висит зеркало. Между бровей у Рагнара бородавка, однако Эрика наклоняется к нему и целует, сначала в губы, а потом в глаза. Не то чтобы он совсем урод. Когда свет падает по-другому, или он изменит выражение лица, или оденется как-то иначе — например, наденет полосатую панаму из Лондона или футболку размера XXL, то он вполне ничего себе. Тогда бородавки не видно. Тем не менее если он посмотрит на себя со стороны, глазами Марион, то все равно увидит уродца, отщепенца, выродка, а если посмотреть глазами Эрики, получится совсем иначе.

Если как следует приглядеться, лицо Рагнара можно назвать довольно приятным. В Лондоне на него никто не обращал внимания. И в Нью-Йорке тоже. А здесь он явно не на своем месте. Он ненавидит Швецию. Ненавидит поганых социал-демократов и специалистов по социальным проблемам. Он смотрит на свое отражение. You talking to me? You talking to me? You talking to me?[4]В этой хижине им его не найти, а каникулы на Хаммарсё скоро кончатся. Еще немного — и они с матерью вернутся в Стокгольм, а там есть где спрятаться. В парках, в кинотеатрах, и еще на скамейке возле фонаря, на которой никто больше ни сидит и которую он поэтому считает своей. Когда-нибудь они сядут на эту скамейку вместе с Эрикой. Эрика живет в Осло. Однажды он поедет в Осло. Только вот в Норвегии ничем не лучше, там все так же погано, как и здесь. Может, они уедут в Лос-Анджелес или даже еще дальше — в Сидней или Гонконг.

В Стокгольме у придурков другие имена — не Марион, Эмили, Фрида, Пэр, Фабиан и Олле, а другие. Не важно, как их зовут, — они все равно охотятся за ним. Рагнар корчит рожи. You talking to me?

Когда-то давно, много лет назад, когда они с Эрикой были еще незнакомы, его лучшим другом была Марион. Они даже влюбились друг в дружку. Восемь лет — и уже любовь. Теперь он почти забыл об этом, столько времени прошло.

— Не верю, — говорит Эрика, — ты и Марион?

Эрика часто приходит в хижину вместе с ним. Она приносит ванильные булочки и молоко из супермаркета, а порой даже немного вина, которое ей удалось стащить у Розы и Исака.

— Да, было дело. Мы гуляли по пляжу, держались за руки и говорили, что мы возлюбленные.

Эрика поворачивается к нему:

— Почему она ненавидит тебя?

Рагнар не отвечает. Ему больше хочется просто лежать на матрасе, и чтобы Эрика лежала рядом, а говорить ничего не хочется, во всяком случае — говорить про Марион и ее дружков. Пусть катятся к черту.

— Пусть катятся к черту, — говорит он.

Жить так ужасно тяжело. Считать дни до отъезда домой из Хаммарсё, домой, в Стокгольм, подальше от этих придурков. Так оно и есть — он считает, что придурки в Стокгольме, лучше, чем местные, на Хаммарсё. В Стокгольме нет Марион. То есть она там есть, но это другой Стокгольм, чужой. Они живут в двух разных Стокгольмах.

Как-то прошлой зимой он встретил Марион на улице Кунгсгатан, возле «Риголетто». Они тогда кивнули друг другу и поздоровались, как обычные знакомые. Похоже, она была простужена, поэтому напялила идиотскую шапку и пуховик, застегнутый до самого подбородка. Ее длинных темных волос видно не было. Даже под пыткой он не назвал бы Марион красивой, а в тот день на Кунгсгатан она и не выглядела красивой. Совершенно обычная девочка в идиотской шапке. В его Стокгольме живет Зубрилка, он уже взрослый. Зубрилка и Рагнар друзья. Как же тяжело! Рагнар считает дни до отъезда из Хаммарсё и в то же время прикидывает, сколько дней осталось до их расставания с Эрикой. В детстве он считал дни, оставшиеся до Рождества или дня рождения и даже до дня ангела (словно есть смысл праздновать имя «Рагнар»!), потому что мама всегда дарила ему подарки. Однако ни одному придурку в голову не придет считать дни до расставания с любимой. Рагнар больше не в силах считать, сколько дней осталось до дня рождения.

Рагнар с Эрикой родились в один день.

В этому году им исполнится по четырнадцать лет. Со дня их рождения надо отсчитать еще три дня до премьеры представления на Хаммарсё, а еще через шесть дней они с матерью вернутся в Стокгольм. Шесть дней. Это даже меньше недели. Шесть дней, что ни говори, это очень короткий срок.

Рагнар разглядывает собственное отражение в зеркале. Then who the hell else are you talking to?[5]Когда-нибудь он сделает операцию, и ему удалят со лба бородавку, тогда он приедет на Хаммарсё, и все рты поразевают от изумления. ЧЕРТ, НЕУЖЕЛИ ЭТО РАГНАР? — скажут они. Он не только избавится от этого паршивого нароста, он еще и возмужает и станет сильнее Пэра и всех остальных идиотов. Он схватит Марион за темные волосы и потащит ее за собой. Подмигнув отражению, он выставляет указательные пальцы, словно в обеих руках у него пистолеты. ДА, ЭТО Я, НЕ ВИДНО, ЧТО ЛИ?! ЭТО Я! ЭТО ИМЕННО Я!

* * *

Платье голубое. У Молли есть и другие платья, но она надевает только голубое. Мать Молли уже стирала это платье в стиральной машине — много-много раз, — и от этого оно совсем полиняло. Когда Молли просыпается посреди ночи, то бежит в комнату матери. Забравшись на ее большую кровать, она прижимается к теплому материнскому телу и подлезает маме под руки.

Молли не может спать по ночам в собственной кровати, потому что в ее комнате в стене живет медведь.

Летом голубое платье стирает Роза. В ее постель приходить нельзя, потому что там спит Исак. Если Молли все же пытается тихонько проскользнуть сначала к Розе в комнату, а потом в постель, то Исак просыпается и рычит.

Только Лаура понимает ее страхи и выслушивает про медведя в стене.

— Ты можешь спать со мной, в моей постели, — предлагает Лаура.

Молли кивает и опускает глаза. У нее две сестры — Эрика и Лаура. Они сестры только летом.

— У меня ногти очень острые, как когти, я могу выцарапать этому медведю глаза, а еще у меня зубы, словно бритва, я укушу его за горло, так что кровь брызнет, — говорит Лаура.

Лаура не такая большая, округлая и мягкая, как мать. Наоборот — она худощавая и угловатая, точь-в-точь как кровать, на которой она спит. Кровать вовсе не рассчитана на двух девочек. Девочкам полагается лежать в отдельных комнатах, у каждой есть собственная кровать, где им и следует спокойно спать по ночам. Так говорит Роза. Когда Молли просыпается посреди ночи и начинает бояться медведя, то Лаура шепчет ей на ухо, что медведя она убьет, а потом сдерет с него шкуру. Шкуру она сдаст в магазин и получит за нее кучу денег, а делиться ими ни с кем не будет. Даже с Молли. Лаура хочет прикарманить все деньги.

— Но это же мой медведь… — говорит Молли.

— Да, но убью-то его я, — отвечает Лаура.

Из медвежьего мяса она собирается сварить суп, а потом угостить этим супом Исака. Он только такой и любит.