Читать книгу "Нефтяная Венера - Александр Снегирев"

– Папа, смотри! – кричит Ваня, указывая на что-то на земле.

– Что?

– Одуванчики!

Я вглядываюсь в землю. Кое-где рябят мятые зелёные ростки с зарождающимися бутонами. Из бутонов торчат ярко-жёлтые, словно цыплячьи, пёрышки. Одуванчики собрались зацвести в декабре. Вокруг полно будущих цветочков.

Соня выходит из дома с сигаретой в зубах.

– Соня, смотри – одуванчики! – пристаёт к ней Ваня.

Я улыбаюсь, Соня отводит глаза.

– Мне в три надо в Москве быть, клиентка позвонила, хочет вещь одну показать.

– Тогда собираемся.

– Вам не обязательно ехать.

– Но кресло-то в машине.

– Точно… Тогда придётся вам со мной прокатиться, а потом я вас заброшу.

На обратном пути возле церкви нас обогнал милицейский «форд» и встал наискось прямо посередине шоссе. Соня резко затормозила, чуть не врезавшись ему в бок. Круглый от одёжек гаишник, как ребёнок, одетый для катания на санках, перекрыл движение. Пересекая двойную сплошную, проехала похоронная процессия, состоящая из неказистого автобуса-катафалка, корейских автомобилей и второго неказистого автобуса, наполненного молодыми милиционерами. Процессия остановилась у церкви.

– На тот свет с мигалками… – нарушила тишину Соня.

Видимо, от нечего делать круглый гаишник подошёл к нам. Соня приспустила стекло.

– Документики, будьте добры.

Соня протягивает техпаспорт и права.

– Софья Георгиевна, почему с чужими номерами ездим?

– Как с чужими номерами?

– В техпаспорте двести тридцать восемь, а на номере двести восемьдесят восемь.

– Чего?! Быть такого не может! – Соня выходит из машины.

Мы с Машей удивлённо переглянулись.

– Разводка какая-то!

Из автобуса и корейских автомобилей тем временем высыпали похожие друг на друга мужчины и женщины в кожаных куртках. У мужчин чёрные брючины спадают на чёрные туфли с сильно загнутыми, как у персидских тапок, носами. Женщины, как одна, имеют на голове шапки завитых, крашеных в светлый цвет волос. Милиционеры, вышедшие из автобуса, развернули знамя.

– Жалко, флаги из синтетики шьют! Таким накроют, только вспотеешь, – рассуждает Маша.

Соня шутит о чём-то с гаишником, тот смеётся. По жестам понятно, что он интересуется происхождением дыры в капоте. Соня рассказывает что-то смешное, машет руками, стреляет глазками. Гаишник кокетливо возвращает ей документы, прощается. Соня садится на своё место, заводит мотор.

– Так… ответьте мне, пожалуйста, кто пририсовал маркером восьмёрку вместо тройки?!

Я закусываю губу, поворачиваюсь к Ване.

– Это я, – говорит он. – Мне Ангел сказал, что надо сменить номер, чтобы нас шахидки не нашли.

– Кто?!

– Ваня имеет в виду тех вчерашних мужиков… – скороговоркой произнёс я.

– Не мужиков, а шахидок, которых они могут к нам подослать! – поправил Ваня.

Повисла неловкая пауза. Я готов провалиться сквозь землю. Вроде уже всё про нас известно, но стыдно ужасно. Ну и бред, шахидок подослать…

– Идиотская выходка! – выплюнула Соня. – Я еле отболталась, сказала, ребёнок пошутил…

Ваня сидит красный как помидор.

Встреча у Сони назначена на Кунцевской.

– Только в разговор не вмешивайтесь, пожалуйста, – инструктирует Соня. – Одна балерина картину продаёт. У неё хорошие рекомендации, за вещь просит мало. Короче, важный клиент.

Балерина оказывается худой девушкой с зачёсанными назад волосами и нервной бледностью. Маша пересаживается к нам, на заднее сиденье.

– А это кто? Мы же одни договаривались встречаться! – первым делом спрашивает балерина, кивая в нашу сторону.

– Родственники, в больницу везу. Вы на них внимания не обращайте.

Ваня дружелюбно улыбнулся и слегка склонил голову. Балерина достала из бумажного «бутикового» пакета небольшую картину. Соня принялась изучать холст. Пейзаж, сантиметров сорок на двадцать. Серое голландское небо, поле, мельница вдали. На переднем плане какое-то пятно, краска стёрта. Как будто неприличную надпись ацетоном смыли. В целом вещь нейтральная, если не сказать – неинтересная.

Ваня берёт слово, тыкая в незакрашенное место. Я не успеваю его остановить.

– А это что?

Балерина даже не поворачивает головы.

– Вань, не вмешивайся.

– Извините, пожалуйста, – говорит Соня. – Вы хотите тысячу?

– Да.

– Но там же не дорисовано.

– Ваня, это не твоё дело, – злобно говорю я вполголоса, угрожающе глядя на него.

– Да, хочу тысячу… Евро, естественно… Это подлинное… – теребит краешек пакета балерина.

– Ого! – Ваня прижимает ладони ко рту и обводит всех участников беседы большими глазами. Не то чтобы он был искушённым финансистом, но я держу его в курсе цен, и он понимает, что тысяча евро – это тысяча шоколадок «Осенний вальс».

– Фёдор, угомонитесь там, будьте добры! – требует Соня.

– Мне порекомендовали вас как специалиста высокого класса. А вы на встречу с идиотами являетесь! – взвизгнула балерина и начала ломиться вон из машины.

– Я не идиот, у меня синдром Дауна, – поправил Ваня.

– Ты можешь заткнуться? – сверкнула глазами Соня и стала уговаривать балерину: – Постойте, не обижайтесь. Пойдёмте в кафе спокойно посидим, обсудим…

Но та уже выскочила из машины, фыркая и пыхтя. И, вся расхристанная, не застёгнутая, принялась судорожно «голосовать».

– Она же так простудится. – Ваня озабоченно посмотрел на меня: – Пап, скажи ей, чтобы застегнулась. Она меня не послушает.

– Ваня, просто сиди молча…

Сколько мы просидели в тягостном молчании – не знаю. Балерина поймала тачку и укатила. Не говоря ни слова, Соня тронулась с места.

– Сонь… ты это… – начал я.

– Я про-сила про-сто по-сидеть мо-лча, – отчеканила она по слогам. – Молча! Это, блядь, не понятно?! – Соня закончила криком.

– Извини, ты же…

– У меня синдром Дауна! – передразнила она Ваню. – Нашёл чем гордиться!

– Сонь…

– Что «Сонь»?! Это было отличное предложение. После реставрации я бы загнала вещь за тридцатку. А теперь соси батон плюс про меня ещё скажут, что я прихожу на встречи с умственно отсталыми! Которые вдобавок лезут в переговоры! – Соня начала бешено орать.

– Сонь, полегче!

– Чего полегче! Корчите из себя праведников, а сами воры! Мы вообще можем вас сдать! Да, Маш?! – Маша не отвечала. – Ментам заявим! И хозяину наводочку дадим!