Читать книгу "Бал. Жар крови - Ирен Немировски"

— Тебе это не приснилось? Ты бы повторил то, что нам рассказал, перед судом?

После краткого колебания он ответил:

— Я бы повторил. Это правда.

— Ну а этот мужчина, который столкнул господина Жана, его ты не знаешь?

Воцарилось долгое молчание, и все взгляды были направлены на мальчишку. Только Колетт не подняла глаз. Она сложила руки на груди; кончики ее пальцев дрожали.

— Я его не знаю, — наконец ответил парень.

— Ты не смог его разглядеть? Даже мельком не видел? Ночь ведь была ясная.

— Я все еще был в полусне. Я видел двух дерущихся мужчин. Вот и все.

— Господин Жан не звал на помощь?

— Если и звал, то я не слышал.

— А куда убежал второй мужчина?

— В лес.

Франсуа медленно провел рукой по глазам.

— Неслыханно. Непостижимо… Конечно, несчастный случай подобного рода не исключен, но его трудно объяснить недомоганием: нельзя оступиться на мостике, который переходят по десять раз на день уже двадцать пять лет. Колетт сказала: «Должно быть, у него закружилась голова». Но отчего? Головокружения ему были несвойственны, он прекрасно себя чувствовал. С другой стороны, мы все знаем, что в наших краях случались кражи и поджоги, а в том году поймали каких-то бродяг. Иногда я говорил себе, что это несчастье, возможно, было не единственным в своем роде, что бедный Жан стал жертвой убийцы. Но рассказ этого паренька более чем странен. Почему Жан сразу не пошел в дом? Ты уверен, что он долго стоял рядом с машиной?

— По твоим же собственным словам, ты спал, — сказал я мальчику. — Ты знаешь, что во сне теряется ощущение времени. Иногда кажется, что прошло лишь несколько минут, а минуло полночи. А иногда, наоборот, видишь длинные сны, и ты уверен, что уже давно спишь, а на самом деле едва глаза сомкнул.

— Вот это верно, — раздалось множество голосов.

— По-моему, вот что произошло. Мальчик спал. Он проснулся, услышал шум мотора, снова задремал, и ему показалось, что прошло много времени. На самом деле между прибытием Жана и тем моментом, когда он переходил мостик, прошло всего несколько секунд. Возможно, какой-то бродяга, знавший, что в доме той ночью почти никого нет и даже служанка ушла, проник на мельницу. Появление Жана застало его врасплох. Он услышал шаги и поспешил наружу. Жан хотел его остановить. Тогда мужчина стал защищаться и во время драки столкнул Жана в воду. Вот как все, наверное, произошло.

— Надо сообщить в полицию. Дело серьезное.

Тогда мы заметили, что Колетт плачет. Один за другим мужчины встали.

— На выход, за работу, — сказал Малюре.

Они осушили свои стаканы и вышли. В большой кухне остались женщины, они хлопотали по хозяйству, не глядя на Колетт. Отец взял ее за руку, помог сесть в машину, и мы уехали.

Сегодня такой теплый вечер, что я решил посидеть на скамейке, расположенной за кухней, откуда мне виден маленький сад, который я развел недавно, хотя раньше мне нужны были лишь кое-какие овощи для супа. Я сам посадил розовые кусты, оживил умирающий виноградник, копал, полол, подрезал фруктовые деревья. Постепенно я привязался к этому клочку земли. Летними вечерами я испытываю едва ли не блаженство, слыша, как зрелые фрукты падают в траву с мягким стуком. Наступает ночь… Но можно ли это назвать ночью? Дневная лазурь мутнеет, затем зеленеет, и с видимого мира постепенно сходят все краски, оставляя лишь промежуточный оттенок между серым тоном жемчуга и цветом железа. Зато особую четкость приобретают все контуры: колодца, вишневых деревьев, низкой стенки, леса и головы кошки, играющей у моих ног и грызущей мой башмак. В этот час служанка уходит к себе; она зажигает на кухне лампу, и свет ее моментально погружает в сумрак все предметы. Это лучшее время суток. Естественно, Колетт выбрала именно этот момент, чтобы прийти просить у меня совета. Признаюсь, я принял ее прохладно, так прохладно, что это ее озадачило. Просто дело в том, что, когда я по собственной воле выхожу из дома и общаюсь с другими людьми, я соглашаюсь проявлять больший или меньший интерес ко всем этим чужим жизням, но когда я забиваюсь в свою нору, я ценю свой покой, и тогда не тревожьте меня рассказами о ваших любовных интригах и раскаянии.

— Что я могу для тебя сделать? — спросил я у плачущей Колетт. — Ничего. Я не понимаю, что тебя так терзает. Только от твоих родителей зависит, дадут или не дадут ход делу в связи с рассказом этого дурачка. Иди к ним. Они не дети. Знают жизнь. Ты им скажешь, что у тебя был любовник, что этот любовник убил твоего мужа… Но на самом-то деле как все произошло?

— В тот вечер я ждала Марка. Жан должен был вернуться только на следующий день. До сих пор не понимаю, что случилось, почему он решил вернуться раньше.

— А что тут непонятного? Какая наивность! Кто-то его предупредил, что ты поджидаешь любовника.

Каждый раз при слове «любовник» она вздрагивала и опускала голову. Мне было слышно, как в ночной тиши раздаются ее тяжкие вздохи. Ей стыдно. Но какое иное слово мог бы я употребить?

— Я думаю, — наконец проговорила она, — что его предупредил слуга, который тогда у меня работал. Как бы там ни было, в полночь я ждала Марка. В тот миг, когда он переходил мостик, на него набросился мой муж, поджидавший его. Но Марк был сильнее. — Какая гордость невольно прозвучала в ее голосе! — Марк не хотел причинить ему зла, он просто защищался. Но потом его охватил гнев. Он схватил Жана в охапку, подтащил к тому месту, где не было поручня, и столкнул его в воду.

— Этот парень приходил к тебе уже не первый раз?

— Да…

— Значит, ты недолго была верна бедному Жану?

Ответа не последовало.

— Но ведь ты за него вышла не вопреки своему желанию?

— Нет. Я его любила. Но другой… Как только я его увидела, слышите, с самого первого дня он мог делать со мной все, что хотел. Вам это кажется необычайным?

— Нет, отчего же, я знал подобные случаи.

— Вы смеетесь надо мной. Но поймите же, я не была рождена для того, чтобы стать падшей женщиной. Если бы у меня от природы имелась склонность к интрижкам, все это казалось бы мне крайне простым: измена, которая привела к печальной развязке, вот и все! Но на самом деле я была создана для того, чтобы прожить такую жизнь, как у моей матери, иметь чистое сердце, состариться, как она, благородно, без сомнений, без раскаяния. И вдруг… Помнится, я провела целый день с Жаном. Мы были так счастливы. Потом я пошла к Брижит Декло. Мы дружили. Она ведь молодая. У меня не было подруг-ровесниц. И — это странно — мы были похожи друг на друга. Я ей это часто повторяла, она смеялась, но, скорее всего, считала, что я права, потому что отвечала: «Мы могли бы быть сестрами». Это у нее я впервые встретила Марка. И я тут же поняла, что она была его любовницей, что она его любила, и я почувствовала… странную ревность. Да, я ревновала еще до того, как влюбилась. Но ревность — не очень подходящее слово! Нет, я завидовала. Я отчаянно завидовала тому счастью, которое Жан не мог мне дать. Я имею в виду не только чувственное счастье, понимаете, но какую-то душевную лихорадку, нечто, совсем не похожее на то, что до сего момента я называла любовью. Я вернулась домой. Проплакала всю ночь. Я сама себя боялась. Если бы Марк оставил меня в покое, я бы его забыла, но я ему приглянулась, и он беспрестанно меня преследовал. И вот однажды, несколько недель спустя…