Читать книгу "Не мир, но меч! Русский лазутчик в Золотой Орде - Алексей Соловьев"

— Ты согласен?

— Можно подумать, что у меня остался иной выбор? — неожиданно зло осмелился ответить русич. Улыбка мигом слетела с лица Джанибека.

— А у тебя острые зубы, щенок! Запомни, если я еще раз увижу их оскал, я прикажу их вырвать!

Андрей тотчас покорно встал на колени и преклонил голову.

— Прости меня, великий!

Джанибек вновь довольно улыбнулся:

— Что касается выбора, выбор есть всегда! Главное — совершать его обдуманно, помня о возможных последствиях. Например, тебе уже вскоре предстоит сделать СВОЙ выбор. Завтра я отправляю тебя к твоему князю Семену. Я дам тебе сотню для охраны. Ты доедешь и передашь мое повеление.

Андрей был готов услышать что угодно, но только не это. Он… увидит Москву, своих? Но тогда зачем было сказано про службу хану в степи?

Джанибек продолжал рассуждать, словно бы сам с собою вел беседу:

— Ты преданно служил своему князю — это хорошо. Московский князь преданно служит мне — это тоже хорошо. Ты поедешь и скажешь ему, что мое сердце открыто для дружбы с моим северным улусником. Пусть немедленно приезжает. Я хочу дать ему в награду ярлык на великое княжение. Но только одно условие — он должен вернуть мне моего любимого Кадана! Если нет — пусть забудет про ярлык, я отдам его суздальскому князю. То же будет, если ты не вернешься обратно! И последнее: передай Семену, что если он не явится ко мне до первого снега, я пошлю на Москву Черкеса с его туменами. Гордецов и трусов надо наказывать строго! Приказываю встать!

Великий хан пытливо всмотрелся в лицо своего пленника и, видимо, остался доволен. Напоследок произнес:

— Я посылаю именно тебя, а не кили-чея с ярлыком, чтобы князь Семен запомнил: Джанибек мудрее его и всех его бояр! Нет ничего тайного для него, что не стало бы явным. Это первое. И второе: я не хочу больше сомневаться, кто передо мною — Кадан или… Андрей!

Хан ударил в большое медное блюдо. Тотчас явились рослые телохранители.

— Передайте его Джагдару, пусть наложит на левое плечо мое железное клеймо!..

…А в это время в далеком Хотьковском монастыре татарский послушник Кадан клал и клал поклоны, моля пророка Ису о милости и снисхождении…

Глава 17

Андрей стоял перед Великим Московским князем и тысяцким Москвы Вельяминовым, потупив взор в белый, отмытый со щелоком деревянный пол горницы. Он поведал все, что велел ему хан Джанибек, рассказал о всех своих злоключениях последних месяцев и теперь покорно ждал изъявления княжьей воли. Но и Симеон молчал, подавленный услышанным. Все, казавшееся удачно свершенным, летело в тартарары! Великий хан изъявлял милость на словах, а что будет на деле? Не ждет ли дерзкого быстрая смерть в далеком и богатом городе? А ехать было надо, ордынская замятня закончилась. Нужно было вновь драться за ярлык с суздальским и тверским князьями. Снова собирать серебро, подарки, красивых девушек-наложниц. Если Симеон впал в ханскую немилость — суда не будет, его убьют тихо. На суде неминуемо всплывет правда о русском серебре, поднявшем Джанибека на трон, а это никому не было нужно. Значит, либо действительно великий хан хочет явить свою милость, либо… всему конец! Было над чем размышлять!

— Больше нечего добавить? — наконец вымолвил князь.

Андрей отрицательно мотнул заросшей грязной головой. Симеон вызвал начальника стражи и повелел:

— Этого молодца определить под охраной в нижних комнатах, глаз не спускать. Дай поесть, следи, чтоб ни с кем перебаять не мог. До моего приказа никуда не выпускать!

Он проследил, как за гриднями закрылась тяжелая дубовая дверь, и повернулся к ближнему боярину:

— Ну? Что скажешь, Протасьич?

Василий собрал лопатистую бороду в кулак.

— Тут бы надо без спешки обсудить, княже. Собрать всех, кто кончики этого дела в руках держит, и вместе помыслить. Сорокоума, Кобылу…

— Андрей в Переславле, раньше третьего дня не подъедет. Сорокоума с утра призову. Пока давай вдвоем все обмозгуем!

Василий Протасьевич как-то странно глянул на великого князя:

— Дак ведь, Симеон Иванович… баять-то особо не о чем! Ехать надо, поспешая, с дарами великими. Беглербеком кто сейчас, Кутлук?

— Доносят, что он.

— Девку надо русую, молодую и нетронутую ему подарить. Старый хрен до сих пор это дело любит.

— Девки, серебро, медведи, подарки — это понятно. Брат этого Андрея, татарин — жив ли он? Где его вы запрятали?

— Кобыла повелел в Хотькове келью ему под жесткий догляд выделить. Сейчас же конных пошлю, княже. Коли жив здоров — завтра к вечеру здесь будет!

— Коли! А если сгинул? Константину суздальскому ярлык владимирский перейдет? Хан два раза не говорит!

— Не скорби раньше времени. Даст Господь — все образумится.

Симеон резко встал, прошелся взад-вперед. Его порывистая натура явно просила выхода переполнявшим душу эмоциям.

— Раз затея наша провалилась, как теперь с Андреем и Иваном поступать? Много чего лишнего им ведомо, не проболтались бы. Замок на рот не повесишь!

Теперь уже тысяцкий надолго задумался, прежде чем ответить.

— Ну, молодого парня пока нам трогать неможно, раз Джанибек хочет его к себе призвать. Опять жаждет времена Менгу-Тимура вернуть, когда русичи своими мечами ханам славу ратную добывали. О его судьбе с самим великим ханом тайно баять надобно. А вот Иван, тут проще. Если повелишь, сгинет он, и все концы в воду. Но я так мыслю, что не след торопиться. Мужик башковитый, с него еще можно пользу поиметь. Намекнуть, что судьба сына и жены от его поведения зависит, и все дела. Я бы заслал его на запад подальше, там неспокойно ноне становится. Лишний глаз и вестоноша не помешает!

— Ладно, и это обмозгуем. Шли за Акинфичем в Переславль, Василий. Я же с ключником пойду в бертьяницы, прикину, что с собою в Орду брать.

Спустя неделю два десятка лодей отчалили от московских пристаней. Порывистый августовский ветер надувал полосатые паруса, словно торопя московского князя на юг. За славой ли, за позором?

Андрей и Кадан оказались на разных судах. Постоянно улыбающийся, явно поверивший в чудо русской молитвы Кадан плыл в качестве почетного гостя на княжей лодье, его брату отвели место среди гребцов на судне с подарками. Русич очень хотел встретиться и поговорить, но случай представился лишь на окском берегу.

В тот вечер они стали на ночлег далеко ниже устья Москвы-реки. Запылали костры, запахло гречневой кашей и свежей говядиной. Андрей не дежурил. После сытного ужина он отправился пройтись по длинной песчаной косе и нос к носу столкнулся со своим двойником. Оба застыли на месте, внимательно глядя друг на друга.

— Ну, здравствуй, брат! — первым протянул руку Андрей. Кадан лишь презрительно поджал губы.