Читать книгу "Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта - Александр Ильюшечкин"

Бывали случаи, когда ребята сами в себя стреляли и специально подрывались. Попал к нам парень после института. Он не выдержал издевательств, написал записку о том, кто во всем виновен, вышел и сам себя взорвал гранатой. Другого молодого парня избили «деды» и выкинули с автоматом в караул, а он вскоре заскочил в палатку и стал долбить по обидчикам из автомата. Говорили, что человек двадцать он убил.

Были самострелы, в основном стреляли себе в ноги. Одного такого самострельщика я знал: он надеялся, что его вернут в Союз, и в карауле прострелил себе ногу. Однако по выходе из госпиталя его вернули обратно в часть.

— Можете вспомнить какие-нибудь нестандартные задачи, которые приходилось выполнять?

— Зимой мы охраняли шедший на Кабул трубопровод. Протяженность нашего охранного участка была примерно 70 километров. Каждую ночь мы курсировали на бронетехнике вдоль трассы, в нескольких десятках метров от которой был проложен трубопровод, доезжая до конца зоны ответственности, где стояли насосные станции с датчиками давления. Проезжали с включенными фарами и останавливались на постах охранения, гарнизон которых был всего несколько человек, и отправлялись обратно. Охранение осуществляли только ночью — днем по дороге ходила наша техника, и душманы опасались к ней подходить.

В основном мы боролись с кражами топлива местными. Нередко ловили их на запряженных парой верблюдов телеге, на которой лежала двухсотлитровая бочка с горючим. Афганцы пробивали трубопровод, набрасывали на него скобу со шлангом, закрепляли всю эту конструкцию на болты, протягивали около 200 метров шланга до спрятанной за барханами повозки с бочкой и маскировали врезку песком. Однако со временем солярка проступала сквозь песок, демаскируя врезку. Обычно на базе нам сообщали, что на отрезке упало давление, и мы отправлялись на поиски повреждения трубопровода. Если обнаруживали прорыв или труба была прострелена из автомата, то докладывали об этом по рации, и на устранение прорыва выезжали специалисты.

Однажды мы стояли у ребят на посту охранения, как вдруг резко упало давление в трубе. Мы не спеша поехали на бэтээре по трассе, пытаясь рассмотреть повреждение. В одном месте мы увидели проступившую сквозь песок солярку, сразу остановились, выключив фары. Нас было всего четверо: водитель, сержант и я с сослуживцем. Обойдя сбоку бархан, мы поймали двух афганцев при двух верблюдах и десятке бочек, часть из которых уже была наполнена. Связав афганцев, мы привязали их верблюдов к бэтээру и, доложив по рации о повреждении трубы, медленно поехали во 2-й батальон. К разбирательству подключился Цурандой, и местные власти принялись вычислять, кто и для чего воровал солярку.

— Какой была экипировка при выходе на боевые?

— Когда уходили на несколько дней, то с собой брали пять «эфок», пять «эргэдэшек» — в рюкзаке, помимо того, две гранаты на ремне, 20 пачек патронов плюс четыре магазина в разгрузке; часто помогали гранатометчикам нести выстрелы к гранатомету, привязывавшиеся на ремень, тащили на себе и резиновые бурдюки с водой. В последнюю очередь нам выдавали сухпаек на трое суток, который уже не вмещался в рюкзак, единственным выходом было выкинуть невмещавшийся хлебец, взять тушенку и входившие в горный паек сгущенку, баночку с салом и вкусный овощной суп. Само собой, еще были фляжка, котелок и ложка. Обязательно было надевать бронежилет, на ноги в летнее время обували берцы, а зимой — сапоги.

— Расположение обст реливали?

— Обстрелы случались, но горы от нас были далековато, и прямое попадание было маловероятным.

— Как принимали молодое пополнение?

— Когда из Союза приходила молодежь, то наши дембели еще на какое-то время задерживались, молодым давали поучаствовать в бою, попасть под обстрел и немного привыкнуть к обстановке, и только после этого отпускали домой дембелей.

— Жили в палатках?

— Да, жили в прорезиненных палатках на взвод в 30–40 человек. Численность роты, кстати, колебалась в пределах 80–90 человек. В палатке стояли две печки-буржуйки, в зимнее время топившиеся привозимым из СССР углем, дров не было.

— Что можете сказать о питьевой воде?

— С водой была проблема — она вся была привозная. Из арыков воду старались не пить: она была зеленая, и в ней плавало столько гадости, что пить эту воду было невозможно. Воду набирали по возможности в горных речках, но бывало так, что по несколько дней мы были без воды, и, чтобы не умирать от жажды, бросали в грязную воду обеззараживающие таблетки. Кидаешь две такие таблетки во фляжку, взбалтываешь, они убивают всю заразу в воде, и можно пить, но так делали редко, лучше попить из речушки, когда ходили по горам.

Проблема с водой была всегда. В части привозная вода была с хлоркой и ужасно соленая. Колодец в расположении было выкопать невозможно — несколько сотен метров пришлось бы копать. Километрах в трех от полка была охраняемая скважина с соленой водой, пробуренная нашими специалистами. Дежурные повара в полку кипятили эту воду с верблюжьей колючкой, которая также немного обеззараживала воду. Офицеры следили за тем, чтобы в наших фляжках была именно кипяченая вода с верблюжьей колючкой. Еды всегда хватало: было много тушенки, на рыбные консервы спустя несколько месяцев многие смотреть не могли.

Вода была настолько плохая, что очень плохо получалось печатать фотографии. Мы много раз пытались сделать фото, но, видимо, из-за высокого содержания в воде хлорки они получались очень невысокого качества, а на сегодняшний день ужасно пожелтели. Фотографироваться по общему правилу не запрещали, да и провезти домой фото можно было без особого труда. И у меня была книжечка с фотографиями, адресами сослуживцев и песнями, но когда я ехал на дембель, она где-то потерялась.

— Инфекций было много?

— Инфекций было много. Много ребят погибало от брюшного тифа. А получалось как: на улице жара, доходившая до 40 градусов. Бойцу плохо, а он думает, что это от жары, и приходил в санчасть только тогда, когда начинал падать, там мерили температуру, градусник показывал 40 градусов, диагноз был очевиден — тиф. За заболевшим из госпиталя вызывали «вертушку». Пока она прилетала, пока его загружали в нее и доставляли в госпиталь, инфекция, очень стремительно развивавшаяся в жару, оставляла парню мало шансов — пару дней, и все, человек умирал. Вылечивавшиеся в госпитале ребята возвращались обратно в полк, возвращались и после легких ранений; с тяжелыми ранениями, естественно, комиссовали.

— Как возвращались домой?

— Последних месяца четыре перед дембелем я находился на охране баз с обмундированием и боеприпасами на Амударье, распределявших грузы по всему Афганистану. Тогда нас, человек 12 солдат, распределили по этим базам, я попал к прапорщику родом из Ромоданово, у которого проходило оборудование для полигонов. Когда приходили вагоны, то мы помогали в их разгрузке, днем в основном валяли дурака, а ночами стояли в караулах. А рядом еще был пересыльный пункт, через который проходили офицеры, провозившие водку в баках из-под солярки.