Читать книгу "Хивинские походы русской армии - Михаил Терентьев"

11 сентября, истребовав аудиенцию, он подал хану декларацию от имени оренбургского губернатора и произнес угрожающую речь о том, что все кочующие племена, принявшие подданство России, признаются подданными Государя Императора, а земли их кочевок — достоянием Империи, что будет ли Хива состоять в дружественных сношениях с Россиею или нет, но изложенные в декларации меры всегда будут приводимы в исполнение, и что условия России предлагаются агентом его высокостепенству в последний раз. Затем Никифоров представил хану проект мирного договора и потребовал, в случае несогласия на этот акт, дозволения ехать в Россию. Содержание поданной декларации было следующее:

«Высокостепенному хану Аллакулу от Российского Императорского агента.

Именем г. оренбургского военного губернатора имею честь обььявить, что:

1) Всякий хивинский подданный, посланный для сбора податей между киргизами, кочующими по северную сторону реки Сыра, будет предан смерти, как нарушитель мира.

2) Всякий хивинский подданный, посланный для сбора податей с киргизов, кочующих в песках Барсуках, на реке Эмбе, на берегах моря, в урочище Кай-Кунакты и по берегам залива Карасу и на северных частях чинка, будет предан смерти, как нарушитель мира.

3) Всякий хивинский подданный, являющийся в аулы киргизов, принадлежащих Российской Империи с намерением нарушить спокойствие оных, будет схвачен и предан смерти».

Надобно отдать в этом случае должную справедливость Никифорову: испортив своим безрассудством и своими слабостями все дело, он по крайней мере не спасовал и выдержал характер забияки до конца. Многие удивляются, как могло сходить Никифорову с рук столько вещей, в Хиве еще не виданных и не слыханных. Ответ короток: Хива боялась… Рекогносцировка Бларамберга и Жемчужникова, неизвестная цель посольства в Бухару, которая, как всегдашняя соперница Хивы, легко могла войти в союз с Россией, — все это сильно беспокоило хивинцев, которые в поведении нашего агента склонны были даже видеть намеренный вызов, так как после возвращения пленных мы не имели уже повода к войне.

Решительность требований, высказанных так публично и смело в лицо деспотическому владетелю Хорезма, произвела свое действие. Высокомерный тон, с которым говорил хан, мгновенно исчез, голос его понизился и, гордый до того времени, Аллакул стал убедительно просить Никифорова пробыть в Хиве еще 25 дней и принять участие в охоте, на которую хан предполагал скоро отправиться и которая, доставляя случай обозреть часть ханства, в сущности служит владельцу только предлогом для объезда страны, с целью произвести разбор всех главных жалоб и ревизию управления. Для всякого другого агента представлялся при этом случай удобный как для короткого сближения с ханом, не стесняясь придворным этикетом и советниками, так и для поддержания того благоприятного для нас впечатления, которое произвела на Аллакула декларация; но для Никифорова это было невозможно: при его привычках он только потерял бы и последнюю дозу уважения, приобретенную с таким риском, — это ли сознание, или просто болезнь, заставили агента нашего отказаться от участия в ханской охоте.

9 октября хан возвратился с охоты и, по требованию агента, принял его в аудиенции 11 числа. Удовольствия ли охоты, известие ли о разбитии шедших на Хиву персиян туркменами близ Аракса, а может быть, и другие, неизвестные нам обстоятельства изгладили в хане впечатление последней декларации. Аллакул принял прежний тон и начал с вопроса, по какому праву последнее объявление сделано ему от имени оренбургского военного губернатора. На ответ агента, что оренбурский военный губернатор на то уполномочен и действует мыслями и волею царя, хан категорически заявил, что ему нельзя уступить реки Сыра, что прежде он ошибался, настаивая на границе по pp. Эмбе, Иргизу и Тургаю, и что теперь он считает границею России р. Урал!

Агент, именем Государя, уступил Хиве левый берег Сыра, если хан примет прочие условия, и прибавил, что если Государь Император изволить признать нужным занять правый берег Сыра, то займет его и без согласия хана.

— Как Бог велит! — ответил хан.

— Есть русская пословица: на Бога надейся, но и сам устраивай все к лучшему; не всегда Бог принимает неосновательную сторону слабых, но часто помогает правоте сильных, — парировал агент.

Далее Никифоров соглашался признать туркменские племена принадлежащими Хиве, если бы она заключила прочный союз с Россией, но прибавил, что весь восточный берег Каспийского моря должен быть достоянием России, потому что Хива никакого флота на Каспии не имеет и иметь не будет. Берег же нужен нашему правительству для прекращения захвата людей, для чего учреждается гребная флотилия, которая, осматривая берег, будет делать высадки для истребления лодок туркменов и отдаления их от берегов. А чтобы этих действий Хива не признавала неприязненными со стороны русских, необходимо признать восточный берег моря, на 15 или 20 верст в глубину степи, достоянием России.

Хан обещал прочесть вновь сделанные ему условия и тем заключил аудиенцию. По случаю наступившего магометанского поста агент более не видался с ханом до самого отъезда.

Желая опровергнуть справедливость главного нашего требования относительно подчинения киргизов, хан тайно созвал в Хиву семь преданнейших и почетнейших из них (в том числе и разбойника Юламана Тлянчика), чтобы они лично подтвердили Никифорову, что не считают себя русскими под данными. Этих киргизов собрали в одну из комнат ханского дворца и пригласили агента объясниться с ними в присутствии мехтера, Куш-беги и Диван-беги.

Мехтер, объяснив цель собрания, просил киргизов объявить агенту, считают ли они себя подданными России и следует ли ей уступить Сыр-Дарью. Первый начал говорить Султан Джангазы (чиклинец); он утверждал, что Россия не займет Сыра потому, что она действует вяло и медленно, как баба, и потому, что Сыр-Дарья слишком далеко от Урала. Затем другой чикинец Рахман-Кул, подтвердив слова Джангазы, прибавил, что Россия ежегодно почти посылает в степь войска для грабежа киргизов и отнимает у них земли, чего бы, конечно, не делала, если бы киргизы были ее подданными. Наконец, баколинец Юсуп Сарымов заключил тем, что киргизы, как магометане, никогда не могли вступить в подданство христианской империи.

Никифоров возражал на это, что, будучи прислан императором для переговоров с ханом, считает неприличным объясниться лично с государственными преступниками, изменниками империи, а потому предоставляет обличение их лживых речей Айтову, говорившему, конечно, по заранее приготовленной агентом программе.

Объяснив историю присяги киргизов на подданство России, сравнив положение киргизов наших с теми, которые зависят от Хивы, и опровергнув религиозное убеждение примером турецкого султана,[29]Айтов перешел затем к объяснениям поочередно с каждым из присутствующих.