Читать книгу "Змия в раю - Леопольд фон Захер-Мазох"

Зиновия пела изумительно: ее голос, от природы наделенный сладостной мелодичностью, был отшлифован хорошей выучкой. Винтерлих на ее фоне выглядел как блеющий ягненок, соревнующийся с трелями соловья. Когда по окончании пения раздались громкие аплодисменты, он деликатно указал на Зиновию, решительно и категорично отвергнув всякое поощрение собственных скромных заслуг.

С началом второго дуэта он превратился в воплощение робости и с каждым тактом все больше стушевывался перед прекрасной певицей.

И вот они дошли до того места, которое уже при разучивании д´ома заставило его изрядно поломать голову.

«Я люблю тебя».

Никто не мог запретить ему любить Зиновию, ибо даже комару позволено танцевать в лучах солнца, но он никогда не посмел бы обратиться к ней на «ты» — нет, это было абсолютно недопустимо. Сердце у него бешено колотилось, а щеки краснели все гуще и гуще.

Зиновия уже давала ему взглядом понять, что настал черед его партии и медлить больше нельзя, тогда он принял смелое решение и вместо «Я люблю тебя!», истаивая нежностью, пропел «Я люблю вашу милость!».

Зиновия чуть не откусила себе язык, чтобы не расхохотаться, однако сдержалась, и любовный дуэт был благополучно допет до конца.

Был уже поздний час, когда гости засобирались в обратный путь. Винтерлих откланялся и приказал своему кучеру быстро ехать в Ростоки, где он намеревался переночевать. А дядюшка Карол все еще с тростью в руке беспомощно топтался в горнице.

— Ну вот, он снова боится один возвращаться домой! — насмешливо воскликнул Менев.

— А как далеко идти? — полюбопытствовала Зиновия.

— Пятнадцать минут.

Она лукаво улыбнулась, сделала знак Наталье и незаметно покинула комнату.

— Да что со мной, в сущности, может случиться? — принялся теперь сам себя успокаивать дядюшка Карол. — Здесь же нет ни разбойников, ни волков, а, кроме того, при мне моя собака; однако я опасаюсь, что уже изрядно похолодало, и потому, пожалуй, выпил бы еще чашку чая.

— Ты его сейчас получишь.

Подали чай. Карол пил очень медленно, но чай в конце концов кончился, и дядюшке пришлось-таки покинуть Михайловку. У ворот он остановился и внимательно осмотрелся по сторонам; тут-то к нему и приблизилась из темноты какая-то фигура.

— Кто здесь? — озадаченно спросил он.

— Я, — ответил звонкий голос.

— Зиновия, ты?

— Да, я хочу тебя проводить.

— А ты не боишься?

— Кого? Пусть лучше боятся меня. — И действительно, в высоких мужских сапогах, коротком черном полушубке и маленькой казачьей папахе Зиновия выглядела весьма молодцевато и ухарски.

— Пойдем!

Она взяла его под руку, и они храбро зашагали по дороге. Каждый предмет совершенно отчетливо виделся на расстоянии ста шагов, поскольку на небе не было ни облачка, а звезды горели так ярко, будто их основательно вычистили, сняв большими щипцами нагар. Наша пара благополучно добралась до Хорпыня, однако здесь собака внезапно насторожилась и враждебно залаяла. Тотчас из придорожной канавы поднялся дикого вида бродяга и принялся угрожающе размахивать дубиной.

— Вы чего это мне мешаете? Даже ночью от вас нет покоя, вы мне за это заплатите.

— Ступай-ка лучше своей дорогой, приятель, — дрогнувшим голосом предложил Карол.

— Что? Это я должен уступить? Ну, это мы сейчас посмотрим!

Бродяга разразился гомерическим хохотом и, нетвердо ступая, двинулся на обоих.

— Малый выпимши, — презрительно обронила Зиновия.

— Такие самые опасные, — пробормотал Карол.

Но Зиновия пропустила мимо ушей его предостережение, вырвала трость у него из рук и встала в боевую позицию.

— Ну давай, подходи, хмырь болотный! — повелительно бросила она босяку, и, когда тот в кураже хотел было кинуться на нее, она одним-единственным ударом уложила его на землю.

— Он мертвый? — опасливо поинтересовался дядюшка Карол.

Зиновия поддала изрядного пинка неподвижно растянувшемуся на земле субъекту.

— Эй, ты еще жив?

— Убили! Убили! — завопил тот во все горло. — На помощь! Спасите!

— Вот видишь, он себя очень хорошо чувствует, — рассмеявшись, констатировала Зиновия.

— Ах! Как же здорово ты действовала в этой схватке, — заметил Карол, когда они зашагали дальше, — мне казалось, я вижу перед собой Ипполиту или Пентесилею.

Зиновия благополучно довела его до самого дома, а затем, закурив папироску, беззаботно и весело пустилась в обратный путь. Когда она добралась до места, где свалила на землю бродягу, того уже и след простыл. Вероятно, он снова устроился отдыхать в какой-нибудь придорожной канаве.

Она без всяких приключений добралась Михайловки, но, когда вошла в дом, ее неожиданно обняла пара крепких рук и кто-то пылко поцеловал в губы.

— Нет, Менев, это уж слишком, — с досадой сказала Зиновия.

Серебристый смех тут же выдал Наталью.

— Это ты?

— Да, — ответила красивая девушка. — Однако, должна заметить, у моего почтенного папеньки, похоже, хороший вкус. Кто бы мог подумать?

Том второй

13. Именины

Манила сладко дудка птицелова,

пока снегирь в силки не угодил.

Лессинг. Натан Мудрый

Именины отца были уже на самом пороге. Поэтому Феофан отправился к директору гимназии и попросил освободить его, а также двух его друзей, сыновей священника, от посещения лекций на следующий день. Он излагал просьбу с робкой кротостью, которая производила впечатление глубокой печали, и от волнения забыл даже назвать причину, требующую его присутствия в родительском доме.

Почтенный директор превратно истолковал его скорбную мину, пристально поглядел на него и затем серьезно произнес:

— Ах, ну да, у вас же отец умер?

Феофан оказался в поистине двусмысленном положении. Мог ли он прекословить пожилому господину, являющемуся к тому же директором? Это было недопустимо! Но и позволить собственному отцу умереть — только в угоду формальной вежливости — он тоже не мог.

Пока он, обуреваемый тяжелыми душевными сомнениями продолжал безгласно стоять перед директором, тот уже произнес короткую, но прочувствованную хвалебную речь, посвященную светлой памяти господина Менева, после чего освободил Феофана от посещения завтрашних занятий.

Феофан попытался хоть теперь вразумительно объяснить, в чем дело, однако пожилой господин не позволил ему сказать ни слова, а немедленно отпустил восвояси, одарив напоследок крепким, исполненным трогательного участия рукопожатием.