Читать книгу "Секретный сотрудник - Хуан Мирамар"

– Несть власти, аще не от бога, – продолжая их ленивый разговор на эту тему в начале пути.

– Аминь, – заключил Кузниц и добавил: – А ведь действительно, если подумать, трудно на нас, интеллигентов, угодить: и советскую власть мы не любили, и «меченых» не жаловали, и этих теперь, «синих» и «оранжевых», одинаково не привечаем.

– Любая власть для меня – параллельная реальность, – убежденно произнес Константинов, – вроде мышей или тараканов. Ну, бегают они себе где-то там, в подвалах, или в канализации, или еще где, своими делами занимаются, и пусть их – главное, чтобы ко мне на кухню не лезли, а полезут – мышеловки поставлю или ядом каким их.

– Так ведь лезут же, – возразил Кузниц, – любая власть рано или поздно на нашу кухню лезет, и мы терпим.

– Такое вмешательство меня не очень затрагивает, – Константинов выбросил сигарету через разбитое оконце в дверях вагона, проследил за ее полетом и продолжил: – Продукты там, шмотки, зарплата – мне этого много не надо, лишь бы в душу не лезли. А как полезут, даю отпор, ты знаешь…

Кузниц знал, что Константинов действительно стойко сопротивлялся любой попытке властей вовлечь его в свои дела: при советской власти принципиально не вступал в комсомол, из-за чего его едва не исключили из института, не ходил ни на какие собрания, субботники или демонстрации, и после развала Империи тоже держался в стороне, хотя тогда все помешались на политике и многие с близкими друзьями рассорились и даже семьи, бывало, из-за этого распадались.

– Я так не могу, – с завистью в голосе сказал Кузниц, – мне другая модель больше подходит, вроде раздвоения личности. Помнишь, в школе: Толстой – человек и Толстой – художник. Вот и я так: один человек во мне власть не любит, а другой в ее делах участвует и иногда, каюсь, с азартом, правда, потом всегда жалею, что ввязался.

Константинов не успел ничего ответить, вагонный репродуктор вдруг захрипел, подавившись неразборчивой фразой, и в тамбуре возник Шварц:

– Вы что, спите тут?! Вылезайте – полминуты всего стоим!

Они схватили рюкзаки и едва успели выскочить на перрон, как двери захлопнулись и электричка, завывая, умчалась дальше.

Станционный поселок был маленький – вдоль железной дороги шли всего две короткие улицы и сразу за ними уже начинался сосновый лес. Высоченные, прямые «корабельные» сосны выстелили землю рыжими скользкими иголками, идти было легко и легко дышалось осенним, слегка морозным уже воздухом. Нога не болела, и Кузниц с удовольствием шел за Константиновым быстрым шагом и радовался, что согласился на эту сомнительную грибную экспедицию.

Погода установилась хотя и не солнечная, но приятная – облака стояли высоко и в лесу все было освещено неярким мягким светом. Сосновый бор скоро сменился березовой рощей, и Константинов приказал искать грибы.

– Нечего гулять без цели, – сказал он, – по грибы ведь собрались.

По его словам, именно под березами вероятность найти грузди была самой высокой. Кузниц груздь себе представлял слабо, но послушно смотрел под ноги – под ногами были опавшие желтые листья, мох и больше, на его взгляд, ничего достойного внимания. Правда, Шварц нашел какой-то гриб, но тот был забракован как «условно съедобный». Сам Константинов пока ничего не нашел, но был полон оптимизма, и они все дальше уходили в лес.

Не иначе как разговоры об условно съедобных грибах натолкнули Кузница на мысли об «условно убитых». И он стал думать о Леопардах и их недолгой власти: вспомнил Гонту, такого, каким он видел его на Островах, вспомнил, как он разговаривал с «потерянным» казаком в тюрьме, вспомнил, как изменился он после переворота, как гордость за свое дело переполняла его и придавала даже какое-то благородство его простому крестьянскому лицу с «сержантскими» усами.

«Где-то они все сейчас?» – думал Кузниц.

Если верить слухам, то ни русские войска, ни новая власть никого из «меченых» в городе не нашли. Исчезли они будто бы без следа, бросив в разных местах города свои короткие черные автоматы. Один такой автомат лежал в прихожей у Кузница, и Инга требовала, чтобы он от него избавился непременно – сдал властям или, еще лучше, выкинул на помойку. Но Кузниц избавляться от автомата не спешил, ожидая сам не зная чего.

Между тем грибникам наконец улыбнулась удача.

– Генрих! – закричал Шварц из густого осинника, куда они скрылись с Константиновым. – Давай сюда, тут Володя целую плантацию нашел.

И действительно, когда Кузниц наконец продрался через кусты, то увидел, что Константинов сидит на корточках возле пня, а рядом торжествующий Шварц размахивает пластиковым пакетом, полным грибов. Грибы, на непросвещенный взгляд Кузница, были подозрительные, какие-то сизо-черные и темно-зеленые, но Константинов успокоил его, сказав, что это самые что ни на есть классические грузди, безошибочно различать которые он научился в детстве у своей бабушки, по его словам, «фанатичной грибницы».

Константинова поддержал и Шварц, который признался, правда, что вообще в грибах ничего не смыслит, но верным чутьем художника угадывает в этих грибах «душу благородного груздя» и уже видит мысленным взором, как эти слегка маслянистые и аппетитно хрустящие дары леса превращают банальную рюмку водки в изысканное удовольствие.

Распропагандированный Кузниц был мобилизован и стал! вместе со всеми ползать на корточках, собирая эти самые дары леса, но не выражал при этом должного восторга удачливого собирателя.

– Городской ты человек, Генрих, – сказал Константинов.

– Дитя асфальта, – добавил Шварц.

К счастью для Кузница, грибная плантация скоро исчерпалась, и Константинов предложил перекусить и отметить первую удачу. Возражений, естественно, не последовало, и они устроились на поваленной осине неподалеку и достали из рюкзаков бутерброды. Бутерброды с foie gras[62]– остатки даров Эджби – были встречены с должным одобрением. Шварц выставил бутылку какой-то особой настойки собственного изготовления, и Константинов тоже в долгу не остался – вынул из рюкзака продукт своего изготовления, Кузниц же спиртного не взял, так как был еще в немилости у Инги и не захотел дразнить гусей. Но и без его вклада пир намечался славный.

Кузниц разжег костер, и выпили по первой, потом, немного погодя, по второй, опять лениво поговорили про выборы и опять решили, что кто бы ни победил, лучше от этого не станет, и тут Константинов вдруг предложил:

– А давайте грибы поджарим.

– Каким же это образом? – спросил Кузниц.

– На палочках, – ответил Константинов, – я умею.

– Давай, – без особого энтузиазма согласился Шварц, а Кузниц промолчал. Его вдруг охватила сонливость – встали-то очень рано, – и он, привалившись к стволу росшей рядом осины, закрыл глаза, опять стал думать о Леопардах и не заметил, как уснул.

Проснулся он от какого-то странного сладковатого запаха, который примешивался к запаху дыма и прелых листьев. Оказалось, что так пахнут поджаренные Константиновым грузди. Кузницу тут же предложили их отведать. Он выпил вместе со всеми по третьей (или по какой там?) и взял у Константинова прутик с грибами – не только запах, но и вкус у них оказался сладковатый, но вообще-то, не противный, и когда снова выпили, Кузниц опять закусил грибами. И вскоре стали происходить с ним странные вещи. Вдруг как-то сразу стало ему беспричинно весело, захотелось размяться, выкинуть что-нибудь эдакое. Он громко рассмеялся. Константинов удивлено взглянул на него, а он неожиданно для себя вскочил и побежал по лесу, петляя между деревьями, как заяц. Ему кричали вслед, но ему и эти крики казались смешными, и он бежал и смеялся и убежал так, наверное, довольно далеко, а когда наконец выдохся и остановился, то понял, что заблудился.