Читать книгу "Ежевичное вино - Джоанн Харрис"

30

Дальний Край, лето 1977 года

После этого они ходили на Дальний Край чаще. В основном держались в тени, нанося визиты, лишь когда были совершенно уверены, что никого не встретят. Не обошлось без пары стычек с Глендой и ее приятельницами — сначала на свалке, из-за владения старой морозилкой (один — ноль в пользу Гленды), потом у брода (Джилли и Джей сравняли счет). Ничего серьезного. Оскорбления, пара брошенных камней, угрозы и насмешки. Джилли и Джей знали Дальний Край лучше врагов, хотя сами в нем не жили. Они знали, где лучше спрятаться, где срезать дорогу. И они обладали воображением. Гленда и ее подружки держались лишь за счет злобы и самодовольства. Джилли любила ставить ловушки. Согнутое деревце, скрепленное проволокой, которое хлестнет по лицу любого, кто об нее споткнется. Жестянка грязной воды из канала, шатко балансирующая на двери их берлоги. На саму берлогу совершался набег за набегом, пока наконец ее вовсе не забросили, а потом Джей нашел новую берлогу — на свалке, между ржавым остовом автомобиля и дверью старого холодильника — и разгромил ее. Они повсюду оставляли свою подпись. На ветхих духовках на свалке. На деревьях. На стенах и дверях бесчисленных берлог. Джилли смастерила рогатку и практиковалась в стрельбе по пустым жестянкам и банкам из-под варенья. У нее обнаружился дар. Она никогда не мазала. Она без труда могла разбить банку с пятидесяти футов. Конечно, пару раз они едва спаслись. Однажды Джея почти загнали в угол там, где он прятал велосипед, неподалеку от моста. Смеркалось, Джилли уже ушла домой, но он обнаружил тайник с прошлогодним углем — пожалуй, пара мешков наберется — в зарослях сорняков и хотел уволочь, пока кто-нибудь случайно не обнаружил. Он так увлекся тасканием угля для Джо, что не заметил четырех девиц, которые подходили к рельсам с другой стороны, и не успел оглянуться, как появилась Гленда.

Она была ровесницей Джея, но крупной для девушки. Мелкие черты лица, как у Зета, прятались в складках жира, которые сжали ее глазки в щелки, а ротик в куриную гузку. Ее пухлые щеки пламенели прыщами. Джей впервые увидел ее так близко, и сходство с братом почти парализовало его. Ее подружки настороженно его разглядывали, веером развернувшись за Глендой, словно отрезая ему пути к бегству. Велосипед лежал в высокой траве в десяти футах от него. Джей начал бочком к нему продвигаться.

— Парниша сегодня один, — заметила одна из девиц, тощая блондиночка с окурком в зубах. — А де ж его краля?

Джей еще подвинулся к велосипеду. Гленда следовала за ним, съезжая к дороге. Осколки гальки летели из-под ее кроссовок. На ней была майка без рукавов, и плечи обгорели на солнце. Мясистые руки торговки рыбой придавали ей угрожающе взрослый вид, будто она прямо такой и уродилась. Джей изобразил равнодушие. Он хотел бы сказать что-нибудь умное, что-нибудь колкое, но слова, что так легко ложились на бумагу, отказывались сотрудничать. Вместо этого он сполз по берегу туда, где спрятал велик, и выволок его из высокой травы на дорогу.

Гленда от злости каркнула и заскользила к нему, перебирая гальку широкими, похожими на лопаты руками. Летела пыль.

— Я тя урою, козел! — орала она, и голос ее неприятно напоминал голос брата, но она слишком пристально следила за Джеем, потеряла осторожность и с комичной внезапностью свалилась с насыпи, плюхнувшись прямо в пересохшую канаву на дне, где как раз зацвели заросли крапивы.

Гленда завизжала от злости и досады. Джей усмехнулся и оседлал велик. Гленда в канаве рвала и метала, уткнувшись физиономией в крапиву.

Он уехал, пока три подружки Гленды вытаскивали ее, но в конце улицы остановился и обернулся. Он видел Гленду, наполовину вылезшую из канавы. Ее лицо расплылось темной и яростной кляксой. Джей нахально ей помахал.

— Я тя урою! — Ее голос еле пробился к нему. — Мой брат тя уроет!

Джей еще раз помахал и поднял велосипед на дыбы, сворачивая в переулок и скрываясь из виду. У него кружилась голова, словно веселящего газа надышался, челюсти болели от смеха, ребра ныли. Амулет, привязанный к петле джинсов, плескался на ветру, точно знамя. Джей гикал всю дорогу вниз по холму к деревне, и вопли срывались с губ, похищенные ветром. Он был как будто навеселе. Как будто неуязвим.

Но август подходил к концу. Сентябрь маячил Немезидой. До катастрофы оставалась всего неделя.

31

Ланскне, март 1999 года

Всю неделю Джей писал каждую ночь. В пятницу наконец подключили электричество, но он уже привык работать при свете масляной лампы. Как-то дружелюбнее, непринужденнее. Страницы рукописи тугим клином лежали на столе. Их было уже почти сто. В понедельник Клермон с четырьмя рабочими приехали ремонтировать дом. Они начали с крыши — не хватало множества черепиц. Трубы тоже требовали внимания. В Ажене Джей отыскал агентство по прокату машин и арендовал пятилетний зеленый «ситроен», чтобы возить покупки и быстрей добираться в Ланскне. Еще он купил три пачки бумаги и несколько лент для машинки. Он работал в темноте, когда Клермон и его люди расходились по домам, и стопка страниц неумолимо росла.

Он их не перечитывал. Возможно, боялся, что ступор, столько лет досаждавший ему, притаился и ждет. Но почему-то ему думалось, что это не так. Отчасти дело в доме. В его воздухе. В том, что он казался знакомым, хотя Джей был чужаком. В его близости к прошлому. Словно переулок Пог-Хилл заново возник здесь, среди фруктовых садов и виноградников.

Если утро выдавалось приятным, Джей шел в Ланскне купить хлеб. Лодыжка быстро и основательно зажила, оставив лишь еле заметный шрам; Джей теперь наслаждался прогулками и узнавал кое-кого из встречных. Жозефина называла ему имена и иногда рассказывала еще что-нибудь: владелица единственного деревенского кафе знала все, что творится в деревне, — положение обязывало. Высохший старик в синем берете — Нарсисс, огородник, снабжает местного бакалейщика и цветочника. Несмотря на холодность, в его глазах пряталась насмешка. Джей знал от Жозефины, что Нарсисс дружит с цыганами, которые спускаются по реке каждое лето, торгует с ними, дает им сезонную работу на полях. Годами вереница местных curés[70]боролась с Нарсиссовой терпимостью к цыганам, но Нарсисс был упрям, и цыгане остались. Рыжий парень из магазина Клермона — Мишель Ру из Марселя, речной бродяга, что заглянул на пару недель пять лет назад да так и не уехал. Женщина в красном платке — Дениза Пуату, жена булочника. Унылая толстуха в черном, что прячется от солнца под шляпой с широкими полями, — Мирей Фэзанд, свекровь Маризы. Джей попытался поймать ее взгляд, когда она шла мимо terrasse[71]кафе, но Мирей, похоже, не заметила его.

За лицами скрывались истории. Жозефина, перегнувшись через стойку с чашкой кофе в руке, явно жаждала излить эти истории на Джея. Ее первоначальное смущение испарилось, и она радовалась, когда он приходил. Иногда, если посетителей было не слишком много, они беседовали. Джей знал далеко не всех, кого она упоминала. Но это, похоже, не обескураживало Жозефину.