Читать книгу "Шаман всея Руси. Книга 2. Родина слонов - Андрей Калганов"

— Станешь оком моим, — зашептал Кукша, — дланью моей карающей. Скажу в огонь броситься — бросишься в огонь, скажу с камнем на шее в воду — пойдешь и утопишься. И ослушаться меня не моги, Азей, потому единственный я у тебя заступник! А скажу псом на цепи сидеть, будешь псом сидеть... А душу твою, Азей, в затворницы забираю. Пусть у меня побудет.

Кукша достал из-за пазухи мешочек с оберегами в виде птиц и приказал:

— Выдыхай душу свою!

Старик послушно дыхнул, и Кукша завязал тесемки.

— Душа твоя, Азей, духам не достанется, пока я не отдам. И ты не достанешься... Но за доброту мою служить мне будешь. Все, что ни прикажу, исполнишь. И про уговор наш сказать никому не моги. Ежели проболтаешься, вмиг калиту рассупоню да душу твою выпущу. Пусть ее злыдни с Ящуром терзают.

— Молчать я буду, — прохрипел старикашка.

— Вот и ладненько... Ты ж у меня смышленый, разумением не обижен, знаешь, что зря пужать не стану.

Кукша залил огонь и повел Азея в избу.

— До утра у меня переждешь, — сказал он, стягивая Азею руки и ноги веревками, — на лежаке поваляешься. Духи к тебе наведаются, но ты не бойся, не тронут они тебя. Запомни, Азей, тебя вовсе и нет теперь, ибо кто есть человек без души? Место пустое. Стало быть, и навредить навники тебе не смогут.

Кукша вышел из избы и направился к Лютовке. Долго он еще слышал, как ревет Азей. Ничего, к утру очухается. Не совсем, конечно... Очень вовремя решили лютичи ходока на болото послать. Не помешает Отцу Горечи человек, преданность которого превосходит преданность пса. Ох как не помешает!

Глава 5,в которой рассказывается о судьбе Истомы и его дружины

Просчитался Ловкач. Локти кусал, а сделать ничего не мог. Провел его Жердь, обманул, как кутенка. Когда дружина снялась с места (грабить все одно уже было нечего), Ловкач отстал, добрался до схрона, в котором по уговору должна была дожидаться переметная сума, набитая добром, и... вернулся ни с чем. Скрипел зубами Ловкач, вынашивая планы мести. «Ничего, — утешал он себя, — пересекутся пути-дорожки, поквитаемся».

Сперва дружина двигалась вниз по Днепру, грабя встречные селения. Первым на пути попалось Чернобожье — обширная весь, обнесенная невысоким острогом. Людины, привыкшие к поборам, не сопротивлялись, отдали все, что потребовал Истома. Лишь когда удалые молодцы стали выволакивать из изб девок, иные мужики взялись за топоры и рогатины, но смельчаков быстро утихомирили. Ловкач все никак не мог забыть Марфушку и лютовал пуще остальных. Мстил, только вот неизвестно кому.

За Чернобожьем последовала Перуновка. Здесь уже изготовились к приему непрошеных гостей. Дубовые ворота — накрепко заперты, за городьбой ополчились людины.

Брали Перуновку с умом, малой кровью. Истома приказал поджечь селение и, дождавшись, когда людины запаникуют, послал переговорщиков. Те передали, что князь не тронет жителей, лишь возьмет деньгами, провиантом и фуражом, сколько брал ежегодно. Ворота открылись, и отряд ворвался за городьбу...

Многие избы пылали, пламя перекидывалось с крыши на крышу. Людины черпали воду из днепровского отводка, подныривающего под городьбу, и передавали по цепи внушительные баклаги. Пожар — самое страшное бедствие для селян, хуже мора. Мор, может, и милует какую избу, но пожар не пощадит никого.

Лишь пламя унялось, кмети вырезали мужиков, кто мог держать оружие, а с бабами и девками учинили тоже самое, что и в Чернобожье.

У князя давно закончился порошок, вызывающий счастье, а взять его было неоткуда. Истома маялся от лютой злобы. Во второй день он приказал раскатать несколько изб и изготовить настил из бревен. Под этот настил кмети бросили Перуновского ведуна и большака с большухой, а потом уселись и пировали, упиваясь стонами и мольбами умирающих.

Ловкач везде умудрялся извлекать выгоду. Удача так и шла к нему в руки. Правильная мысль посетила его и в Перуновке. Он пошептал Истоме на ухо, и из-под настила извлекли едва живого ведуна. Ближник отвел его в сторонку и посулил жизнь, если тот окажет одну услугу. Ведун поверил и научил Ловкача делать отвар, от которого все невзгоды отступали, а душа наполнялась весельем. Отвар, который был не намного хуже порошка, оказался для Истомы спасением. За находчивость он еще больше приблизил Ловкача. Только вот теперь ближнику приходилось то и дело отлучаться в окрестные поля и леса, чтобы найти нужные травы. Самому приходилось отлучаться, потому что ведуна он все же прикончил; ведь останься чародей в живых, Истома вполне мог бы обойтись и без своего фаворита.

* * *

За год до появления Степана на Поляншине

Когда гостил Кукша в двадцатом веке, видел, как предвыборные кампании проходят. Вот и решил себя в князья «черным пиаром» двинуть.

По осени принялись лютичи веси пощипывать под видом княжьего полюдья. Божан сброю подходящую добыл, от княжеской неотличимую, и точно указал, где и когда мытари побывают и какие селения стороной обойдут.

Деревенька беспортошная на пригорке угнездилась. Внизу на восходе Днепр плещется, а в полудне — лес колышется. До ближайшей веси дневок десять. Глухомань!

Городьба набок завалена, избенки дохлые. И народец под стать — мужики забитые да бабы прыщавые, а ребятня — смотреть тошно, как зверята: зыркают да по углам жмутся.

Несколько лет кряду недород в Острожье случался — невесть откуда напасть серая нахлынула, прямо прорва. Жито на корню мыши погрызли, репу и капусту поизвели. Лишь немногое уцелело, вот этим немногим и жили. И еще у кого коровенка была, от нее, родимой, питались. Берегли коровенок острожцы, пуще серебра и злата берегли. В них одних спасение было.

Про недород Истоме было ведомо, потому князь мытарей в Острожье в прошлом году да в нынешнем и не посылал. Понимал князь: с огнищанами как с пчелами поступать надобно. Выберешь весь мед из бортей — рой погибнет, да перед тем еще изжалит обидчика. А оставь в негожий год пчелиное семейство в покое — на следующий хмельным медком потешишься.

Истома-то острожцев не тронул, а вот Кукша рассудил иначе. Незачем ему, чтобы князю хвалы возносили. Чем более костерят Истому, тем лучше. Пусть раскачивает недовольство огнищанское куябский стол.

В Острожье поборов не ждали. Чего у них брать-то? Зерна — едва на посев, живность без малого вся подъедена. Остались коровенки, да только они едва ноги волочат. И молока-то с них — смех один, а уж мясо, верно, такое, что камень мягче. Да ежели и придут, чего бояться? Приходили уж в позапрошлом году, обшарили все, девок полапали да ушли ни с чем. Не поднялась рука последнего лишать. Тож люди, хоть и сволочи.

От беды своей потеряли страх острожцы. Горе мыкали да кушаки потуже завязывали. До страха ли тут? Потому схроны — ямы, в лесу вырытые и еловыми лапами прикрытые, — пришли в негодность, случись в них ховаться — пару дней не высидишь. Без еды и питья какое сидение?

Мужики, что ни день, рыбарить на Днепр уходили, только невзлюбил их Водяной за что-то — мелочь одна в неводы попадалась. Ерши да пескари. Хотя и на том спасибо — ушица неслабым подспорьем была. Кое-кто в лесу силки на зверя и птицу ставил. Только и здесь особой удачи не было. Видно, Недоля острожцам выпала.