Читать книгу "Т-34 - истребитель гархов - Игорь Подгурский"

— Знаете, молодые люди, меня впервые бомбили наши. Странное ощущение. — Нахохлившийся доктор Вельский походил на большую хищную птицу. Его глаза тускло мерцали в такт пламени костра. — Как думаете, нас не заметят оттуда, сверху? На огонек, так сказать…

— Нет, Андрей Аристархович, нас не обнаружат. Да и вряд ли им захочется потерять еще один самолет. Они пустят на разведку пехоту, когда рассветет, — Ковалев закрыл бесполезный планшет. — Нам приходилось попадать и под свои бомбы, и под снаряды. Конечно, обидно, но они не виноваты. Значит, так приказали.

Кончился еще один день. Ваня Суворин снова дуется, совсем как тогда, когда впервые услышал говорящего поросенка Вихрона. Похоже, он до сих пор подозревает, что его разыгрывают. Ваня, Ваня… Если и разыгрывают, то нас всех, с самого рождения. Ковалев прикрыл глаза. Спать не хотелось. В ушах стоял рев бомбардировщика, падающего в болото. Хорошо, если все выпрыгнули. Интересно, сколько их там должно быть? Ковалев видел два купола.

— Константин! Ты сколько парашютов видел?

— Два, — отозвался Кухарский.

— А экипаж? Сколько там в экипаже?

— Трое. Пилот, штурман и стрелок-радист. Если это Пе-2, то точно трое.

Ковалев подавил вздох. Жаль, если кто-то погиб. В конце концов, они не виноваты. А мы? Мы виноваты? Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать. Иван Андреевич Крылов. Басня.

— Вань, давай поедим!

— Есть поесть, товарищ капитан! — Суворин обрадовался поручению и принялся распаковывать провизию. Вокруг костра началось движение. Все разом ощутили сильный голод и воспряли духом.

Ковалев продолжал сидеть на месте. Он равнодушно махнул свои сто граммов из кружки, принял из рук Андрея Аристарховича ломоть хлеба и вяленого мяса, откусил от поистине раблезианского бутерброда и начал жевать. Перед глазами плыла все та же картина: болото, в трех сотнях метров — бугор твердой земли с зеленой травой и темный лес чуть поодаль. Кряжистые деревья, не деревья — утесы. Из низкой свинцовой облачности вывалились бомбардировщики — тяжелые, спокойные. Первый сбросил бомбы впереди переваливающегося в трясине танка, второй — позади. Оставалось несколько секунд — третий уже не промахнется, взяв нужное упреждение.

— Стоп! Ваня, стоп! — взревел Ковалев. — Волк, я хочу поменяться глазами с тем, наверху! Ты же можешь, я знаю.

Волк присел на кочку и потряс головой, глядя на приближающуюся ревущую птицу. Внутри стеклянной головы птицы он разглядел лицо человека и ухмыльнулся, обнажив клыки и сморщив нос. Иван успел остановил танк в ладони от командира и с недоумением уставился на забрызганное болотной жижей лицо капитана. Капитан Ковалев смотрел куда-то вверх, за башню, но механик готов был поклясться, что командир ничего не видит.

Ковалев стоял рядом с волком, сжав кулаки, и глядел на падавший сверху бомбардировщик. Теперь самое главное — не отвести взгляда, что бы ни увидел. Сквозь прозрачный колпак он смотрел на танк и кольцевые волны от взрывов, ползущие по рябой черно-зеленой трясине. Накренившийся в болоте танк приближался; на броне за башней сидели трое в гражданской одежде, а перед самим танком стоял высокий офицер с длинным шестом. У ног офицера сидел крупный серый пес. Ковалев видел себя чужими глазами, ощущая мишенью и свой танк, и экипаж, и людей на броне, и этот краткий миг казался ему тягучим и бесконечным. Внезапно танк дернулся и ушел вправо и вверх, болотная колышущаяся жижа стала быстро приближаться, поднявшись впереди черной стеной воды с зелеными разводами. Ковалева замутило, и он крепче вцепился в шест, стараясь не менять положение головы и смотреть вверх.

Ладугин был опытным пилотом. Серегин и Марченко положили бомбы четко, оставалось воткнуть между ними. Танк остановился. Что же, тем скорее конец. Интересно, что за враги разъезжают на нашем танке по нашему болоту? Рослый человек перед танком выпрямился и смотрит. Чего смотришь, беги! Хотя уже не убежишь, куда там. Ладугину показалось, что самолет тряхнуло, и он вдруг провалился в мягкую яму, на миг утратив зрение. Когда в глазах прояснилось, он увидел, что встречным курсом в лоб Ладугину несется такой же ПЕ-2. Таран! Танк, вероятно, остался где-то сзади, а Серегин что-то напутал и заходит навстречу. Марченко не мог так быстро развернуться, это точно…Черт… Ладугин накренил машину на левый борт, уходя от удара, и увидел, что Серегин повторяет его маневр, отворачивая, и вот уже бортовой номер виден, «пятерка»…Что?! Да это я — «пятерка», я!

Ладугин увидел облака и слепое солнце, проступающее сквозь серые клоки тусклой копейкой. Штурвал на себя! Не помогает. В наушниках закричал Женька Смагин: «Командир, мы падаем! Штурвал!»

Кой черт падаем, на солнце?! Двигатели застонали, как будто и в самом деле машина вошла в пике. Что за…

— Прыгаем, командир! Саня, прыгай! Ленька, пошел! — надрывался в наушниках Смагин.

— Штурман, без паники! Ты что, не видишь? — крикнул Ладугин, перекрывая вой моторов, и тусклое солнце погасло.

Глава 4 ОЛЬГА

Когда пули попадали в стволы не по касательной, а впивались в толстый слой коры и доставали в своем горячем свинцовом усердии до белой сырой сердцевины, с листьев сыпался холодный душ. В дуб, под которым лежали Суворин и Эмсис, пули били очень часто. Широк был и кряжист этот дуб, однако листьев не терял до самых октябрьских заморозков. Желудей в траве тоже было мало: дикие кабаны уважали лакомство и прочесывали дубраву регулярно, подъедая все дочиста.

Суворин перевернулся на спину и лежал, глядя в небо сквозь ажурную дубовую крону. Когда очередная пуля обрушивала вниз прохладный дождик, Иван счастливо жмурился. Было прохладно, как от струи «шипра» из пульверизатора в парикмахерской, свежо и весело.

— Марис, пора? Минут пять уже молчим. — Иван скосил глаза на латыша, закусив зубами сочную вкусную травинку. Травинка напомнила ему Неринга, без которого, говоря по правде, Иван скучал. Вот ведь немчура немчурой, а мужик что надо. И знает не меньше Ковалева, и не трус. И драться умеет. Иван даже потрогал свою челюсть: он почти наяву услышал тонкий звон, зудевший в его голове добрых полчаса после того удара. Силен Витька белобрысый, силен. Где-то он теперь, чудо-Неринг? Сознание Суворина отказывалось признавать, что немец наверняка снова в строю, умело воюет и поджигает советские танки — а какие еще варианты? Сказал — стрелять в вас не буду. Ну, сказал. Откуда он знает, где мы, а где не мы. Сквозь броню не видать вообще-то, кто там внутри за рычаги дергает. Да куда ему деваться? Человек военный, себе не принадлежит. Враг тоже думать не станет: принимай, Неринг, свой батальон, да воюй!

Всякий раз, когда собственные мысли или события вокруг развивались в неприятном направлении, Ивана охватывала жажда действовать, сравнимая по силе разве что с желанием чесать комариные укусы.

— Марис! Ну, пора ведь? — Суворин поерзал ногами по траве, подтягивая автомат под правую руку, и замер распластанной ящерицей, сердито глядя на товарища выпуклыми карими глазами.