Читать книгу "Злой гений Нью-Йорка - Стивен Ван Дайн"

— Можно посмотреть на этого чёрного епископа? Где он?

Ванс достал из кармана шахматную фигурку и подал её Арнессону.

— Вы, наверно, узнаете этого епископа, — коротко сказал Ванс. — Он взят из шахматного ящика в библиотеке.

Арнессон утвердительно кивнул головой.

— Так вот почему вы меня держали впотьмах! Я под подозрением? Какое же наказание полагается за преступное распространение шахматных фигур между соседями?

— Вы не под подозрением, Арнессон, — ответил Маркхэм. — Епископ был оставлен у дверей ровно в полночь.

— А! На полчаса опоздал. Простите, что разочаровал вас.

— Сообщите нам, если ваша формула начнёт выясняться, — сказал Ванс, когда мы уходили.

* * *

Парди встретил нас с обычной спокойной вежливостью. Трагичность в выражении его лица как будто ещё усилилась.

— Мы пришли к вам, м-р Парди, — начал Ванс, — узнать об убийстве Спригга в Риверсайдском парке. У нас есть основательные причины для каждого вопроса, который мы вам предложим.

Парди покорно кивнул.

— Тогда скажите нам, пожалуйста, где вы были вчера утром между семью и восемью часами?

— В постели. Я встал около девяти.

— Вы не имеете привычки гулять в парке до завтрака?

— Да, гуляю. Но вчера не гулял. Я очень долго работал ночью.

— Когда вы первый раз услышали о смерти Спригга?

— За завтраком. Кухарка передала мне сплетни по этому поводу. Потом я читал газеты.

— И вы, конечно, видели репродукцию с записки Епископа. Какое у вас сложилось мнение об этом деле?

— Вряд ли я знаю что-нибудь о нем. — В первый раз его угасшие глаза слегка оживились. — Невероятная ситуация.

— Да, — согласился Ванс. — А вам известна математическая формула Римана?

— Да, я знаю её. Друккер пользуется ею в своей книге.

Ванс слушал Парди с большим вниманием.

Вы, как я узнал, были у Диллардов в прошедший четверг, когда Арнессон разбирал эту формулу с Друккером и Сприггом?

— Да, я припоминаю, был такой разговор.

— Вы хорошо знали Спригга?

— Поверхностно. Я видел его два раза у Арнессона.

— Спригг тоже, по-видимому, имел привычку гулять по утрам в парке, — небрежно заметил Ванс. — Никогда вам не приходилось встречать его?

Веки Парди слегка дрогнули, и он ответил не сразу.

— Никогда, — наконец произнёс он.

Ванс отнёсся равнодушно к ответу. Он встал, подошёл к окну и выглянул из него.

— Я думал, что стрельбище видно отсюда. Теперь вижу, что оно совершенно скрыто за углом.

— Да, стрельбище совершенно закрыто от моих глаз. Вы, вероятно, думали о возможности найти свидетеля убийства Робина?

— Это и кое-что другое. — Ванс вернулся на своё место. — Вы ведь не стреляете из лука, я уверен.

— Это немного утомительно для меня. Мисс Диллард пыталась заинтересовать меня этим, но я оказался неспособным учеником. Несколько раз я был с нею на турнирах.

В голосе Парди появилась нежность, и вдруг я почувствовал, что он любит Белл Диллард. Ванс, очевидно, почувствовал то же, потому что после короткого молчания сказал:

— Вы, конечно, понимаете, что в наши намерения не входит ненужное вмешательство в частную жизнь людей; но мотивы обоих убийств все ещё не выяснены. Вначале было высказано ни на чем не основанное предположение, что убийство совершено вследствие соперничества из-за расположения мисс Диллард. Нам было бы важно узнать истинное положение вещей в том, что касается её чувств.

Взор Парди устремился к окну, и он слегка вздохнул.

— Я всегда чувствовал, что она и Арнессон непременно поженятся, но это только предположение.

— Так вы не думаете, — продолжал Ванс, — что её сердце было тронуто юным Сперлингом.

Парди покачал головой.

— Мисс Диллард говорила, что вы заходили к ней сегодня утром.

— Я обычно забегаю ежедневно. — Он, видимо, был смущён.

— Вы хорошо знаете миссис Друккер?

Парди вопросительно посмотрел на Ванса.

— Не особенно. Конечно, я встречался с ней много раз.

— Вы посещали её дом?

— Очень часто, но всегда, чтобы повидаться с Друккером. Я ведь уже много лет занимаюсь вопросом о взаимоотношении математики и шахмат…

Ванс кивнул головой.

— А как окончилась ваша вчерашняя партия с Рубинштейном?

— Я сдался на сорок четвёртом ходу. Рубинштейн открыл слабое место в моей атаке, которое я проглядел.

— Профессор Диллард рассказывал нам, что Друккер предвидел исход, когда вчера вечером вы обсуждали ситуацию.

Я не мог понять, почему Ванс так настойчиво говорил об этом, зная, что это больное место Парди.

Парди покраснел и задвигался на стуле.

— Друккер слишком много говорил вчера вечером. — Замечание было высказано не без ядовитости. — Хотя он и не игрок, но все-таки должен знать, что такие дискуссии не допустимы, пока игра не окончена. Но его анализ игры всегда чрезвычайно глубокомыслен. Зависть слышалась в его тоне: я почувствовал, что он ненавидит Друккера, насколько ему позваляла, конечно, его кроткая натура.

— Когда окончилась игра? — спросил Ванс.

— Немного позже часа ночи.

— Было много зрителей?

— Необычайно много, принимая во внимание поздний час!

Ванс положил папиросу и встал. Но около двери он вдруг остановился и взглянул на Парди.

— А ведь чёрный епископ опять был выпущен на свободу сегодня около полуночи.

Эффект его слов был поразительный. Парди вдруг подскочил, точно его ударили; лицо стало бледным, как мел. С усилием он повернулся к двери и широко распахнул её для нас.

Когда мы шли по Риверсайдской аллее к автомобилю следователя, Маркхэм стал расспрашивать Ванса относительно его последних слов.

— Я надеялся, — объяснил Ванс, — что он хоть взглядом выдаст себя. Но такого эффекта я никак не ожидал.

Он задумался, но когда автомобиль выехал на Бродвей, он очнулся и велел шофёру ехать в отель Шермана.

— Я непременно хочу узнать подробнее об этой партии Парди и Рубинштейна. Никаких причин нет, просто мой каприз… С одиннадцати утра до половины первого ночи — чертовски много времени для неоконченной игры.

Мы остановились на углу, и Ванс исчез в шахматном клубе. Когда он вернулся, в руке у него был лист бумаги с отметками. Но в выражении его лица не было ничего весёлого.

— Моя далеко ведущая, прелестная теория, — сказал он с гримасой, — рухнула вследствие весьма прозаических обстоятельств. Я сейчас говорил с секретарём клуба: оказывается, вчерашняя вечерняя игра продолжалась два часа и девятнадцать минут. Около половины двенадцатого казалось, что выиграет Парди, но мастерским ходом Рубинштейн разбил его тактику в пух и прах, как и предсказывал Друккер.