Читать книгу "Пелагия и черный монах - Борис Акунин"

Словом, картина выходила очевидная. Самоубийцадержал оружие в левой руке, сильно вывернув кисть. Именно поэтому пулевой каналполучился направленным вправо и кверху. Довольно странно – куда проще было бывзять длинноствольный револьвер обеими руками за рукоятку и направить дулопрямо в сердце. Впрочем, и сам поступок, мягко говоря, странен, в спокойномрассудке никто себя дырявить не станет. Вероятно, ткнул как придется, да ипальнул…

– А это что? – спросил Бердичевский, поднявдвумя пальцами белую дамскую перчатку с биркой под № 13.

– Перчатка, – равнодушно ответил служитель.Вздохнув, товарищ прокурора сформулировал вопрос точнее:

– Откуда она здесь? И почему в крови?

– А это она у них на груди, под рубашкойлежала. – Монах пожал плечами. – Мирские глупости.

Тонкий шелк при ближайшем рассмотрении тожеоказался продырявленным.

Хм. От выводов по поводу перчатки МатвейБенционович решил пока воздержаться, но отложил интригующий предмет в сторонку,к письмам и револьверу. Сложил нужные для следствия предметы в саквояж Лагранжа(нужно же было их в чем-то нести), оставил в перечне соответствующую расписку.

Монах тихонько напевал что-то в соседнейкомнате, широкими стежками заштопывая брюхо старика. Прислушавшись,Бердичевский разобрал:

– “Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, ивижду во гробех лежащую, по образу Божию созданную нашу красоту безобразну,бесславну, не имущую вида…”

В кармане звякнул брегет: один раз погромче,два раза тихонько. Отличная машинка, настоящее чудо швейцарского механическогогения, подаренная отцом Митрофанием к десятилетию свадьбы. Звяканье обозначало,что нынче час с половиной пополудни. Пора было идти к ново-араратскомунастоятелю.

* * *

Разговор с отцом Виталием получился короткий инеприятный.

Архимандрит встретил губернского чиновника,уже находясь в сильном раздражении. То есть, это так и было замыслено МатвеемБенционовичем: безапелляционным тоном письма и точным указанием часа встречивывести ново-араратского властителя из равновесия – с одной стороны, напомнить,что есть и иная власть, повыше настоятельской, с другой же побудить Виталия крезкости и невоздержанным словам. Глядишь, так быстрее до подоплеки деладоберемся, чем с реверансами да экивоками.

Что ж, резкости Бердичевский добился, и дажечересчур.

Высокопреподобный нетерпеливо прохаживался укрыльца настоятельских палат, одетый в старую-престарую рясу, зачем-топодоткнутую чуть не до пояса, так что виднелись высокие грязные сапоги, ипомахивал часами-луковицей.

– А, прокуратор, – воскликнул он, завидевБердичевского. – Три минуты третьего. Ожидать себя заставляете? Не больно лидерзко?

Вместо ответа и тоже не здороваясь, МатвейБенционович ткнул пальцем на башенные часы, украшавшие пышную колокольню, повсем признакам недавнего строительства. Минутная стрелка на них еще тольконаметилась подобраться к двенадцати. Тут же, как нарочно, ударили куранты – вобщем, вышло эффектно.

– Некогда мне разговоры разговаривать, заботполно! – еще сердитее рыкнул Виталий. – На ходу поговорим. Во-он там. – Онпоказал на бревенчатый сарай, видневшийся поодаль, за монастырской стеной. –Старый свинарник разбираем, новый будем ставить.

Вот когда объяснились и поддернутая ряса, иботфорты. Аудиенция происходила на скотном дворе, где грязи и нечистот было пощиколотку – Матвей Бенционович моментально перепачкал и штиблеты, и брюки.

Монахи сдирали баграми дранку с крыши сарая,настоятель ими руководил, так что существо дела чиновник излагал под треск,грохот и крики, а Виталий, похоже, не очень-то и слушал.

Уже одного этого было бы довольно, чтобархимандрит Бердичевскому не понравился, но скоро выявилось и еще однообстоятельство, доведшее первоначальную антипатию до крайней степени. Цепкимвзглядом, слишком хорошо знакомым и понятным Матвею Бенционовичу, настоятельзадержался на крючковатом носе заволжского посланца, на хрящеватых ушах, нанеславянской черноте редеющих волос, и лицо отца Виталия приобрело особенноебрезгливое выражение.

Дослушав про расследование самоубийства и прообеспокоенность губернских властей ново-араратскими чудесами, архимандрит хмуросказал:

– Я человек прямой. Пишите потом кляузы, какиехотите – мне не привыкать. Только совать свой длинный нос в духовные дела несмейте. Самоубийство – пускай. Возитесь в этой мерзости, сколько угодно. Апрочее не вашего ума дело.

– То есть как это?! – задохнулся от возмущениятоварищ прокурора. – Да с какой стати, ваше высокопреподобие, вы мнеуказываете, чем…

– С такой, – перебил его отец Виталий. – Здесьна островах я всему голова, и отвечаю за всё тоже я. Тем более в вопросах,касательных духовности. Для таких материй ваша народность не подходит. И я состороны начальства полагаю афронтом, что этакого дознателя в Арарат прислали.Тут нужно сердце чуткое, родное, полное веры, а не…

Настоятель, не договорив, сплюнул. Это быловсего оскорбительней.

Бердичевский увидел, что дело идет на прямойскандал, и сдержался, не ответил на грубость грубостью.

– Во-первых, святой отец, позвольте вамнапомнить слова апостола Павла о том, что нет ни иудея, ни эллина, и все мыодно во Христе, – сказал он тихо. – А во-вторых, я такой же православный, как ивы.

И так это у него достойно, спокойнопроговорилось (хотя внутри, конечно, всё дрожало и клокотало), что МатвейБенционович сам на себя залюбовался.

Только разве прошибешь достоинством озверелогоюдофоба?

– Нашу русскую веру только русский до самогодонышка понять и принять может, – кривя губы процедил отец Виталий. – И ужособенно не по уму и не по сердцу православие для иудейского высокомерия иячества. Прочь, прочь когти ваши от русских святынь! Что же до вашейкрещености, то про это у народа сказано: жид крещеный что вор прощеный.

С этими словами архимандрит повернулся кчиновнику спиной и, чавкая грязью, скрылся в разрушаемом хлеве – высокий,черный, прямой, как жердь. Бердичевский же, весь кипя, пошел из монастыря вон.

Из-за скоротечности разговора, не занявшего идесяти минут, времени до следующей встречи, с доктором Коровиным, оставалосьеще очень много. Чтобы не тратить его попусту, а заодно и успокоить себямоционом, товарищ прокурора решил пройтись по городу, ознакомиться с еготопографическими, бытовыми и прочими особенностями.