Читать книгу "Отягощенные злом - Александр Афанасьев"

Несколько тяжелых катастроф показали опрометчивость «немедленного» решения — за счет сокращения авиагруппы тяжелого авианосца ввести в него восемь вертолетов. Да, у авианосца есть спасательные вертолеты, но это все не то. Палубная команда авианосца не могла обеспечить одновременную летную работу двух принципиально разных типов летательных аппаратов — самолета и вертолета — с палубы авианосца. Для базирования восьми тяжелых вертолетов «Сикорский», способных нести четыре торпеды, а не одну как вертолеты других флотов, потребовалось слишком сильно сократить боевые возможности ударного авиакрыла авианосца. Получился этакий недоавианосец и недовертолетоносец. Вертолет требовал своих запчастей, своего запаса топлива, несовместимого с реактивным. Летный штаб авианосца тоже оказался не в состоянии обеспечить управление одновременно и вертолетными, и самолетными вылетами. В итоге ситуация зашла в тупик.

У морской пехоты были самостоятельно построенные корабли, на которых базировались вертолеты, но флот счел их недостаточно мореходными, неспособными поддерживать ход авианосного ордера в течение длительного времени. В итоге шесть крейсеров — три уже построенных и три заложенных — перестроили в специализированные легкие вертолетоносцы. По расчетам, для обеспечения надежной противолодочной защиты авианосного ордера требовалось не менее четырех работающих вертолетов «Сикорский». Новый крейсер-авианосец нес десять, из них четыре могли работать, шесть — ремонтироваться, дозаправляться и быть в резерве. Таких крейсеров-авианосцев построили шесть — по числу существовавших на то время авианосных ордеров.

В девяностые годы эта проблема была решена по-другому. Авианосцы крайнего проекта изначально были спроектированы под восемь вертолетов противолодочной борьбы. Крейсера дальней океанской зоны в качестве обязательного требования должны были иметь ангар на три средних или два тяжелых вертолета, фрегаты — на два средних или один тяжелый, эсминцы — на один средний. Современные системы связи и управления с использованием боевого Интернета позволили-таки штабу авианосца управлять и вертолетами, и самолетами одновременно. То есть ударная авианосная группа нового проекта оказалась способна сама обеспечить свою противолодочную и противоминную оборону, без использования специализированного корабля.

Крейсеры-вертолетоносцы хотели списать, но передумали. Все они прошли модернизацию и стали использоваться как специализированные корабли-стационеры. Вместо десяти противолодочных вертолетов на них стали базироваться два тяжелых вертолета «Сикорский-80» для высадки морской пехоты и четыре ударных — для ее огневой поддержки. Изначально на крейсере был очень мощный информационный центр, потому что крейсер-вертолетоносец в составе УАГ должен был полностью принимать на себя роль штаба противолодочной и противоминной борьбы — его модернизировали и превратили в разведывательный центр. Для обеспечения решения задач, возлагаемых на суда-стационеры, на корабле забазировали роту морской пехоты. Команды подобрали с особой тщательностью — они должны были и заниматься разведкой, и представлять Империю на чужбине. Именно к такому кораблю мы сейчас причаливали — под дулами автоматов дежурной смены морской пехоты, занявшей позиции на палубе. Судя по тому, что крупнокалиберные пулеметы были расконсервированы и поставлены на станки, на корабле было объявлено военное положение…

— Бросай конец! — проорал Островский, когда мы притерлись к борту.

— А еще тебе ничего не бросить, салага? Ты кто такой вообще?

Островский явно разозлился. Не хватало терпения и снисходительности к ошибкам других — я неоднократно ему на это указывал. Хотя, может, второе — это и не недостаток…

— Хрен в пальто! Я адмирала везу! Повыступаешь — понарезаешь у меня круги… Давай штормтрап, пока окончательно не разозлился!

Островский намекал на один из видов наказания, который применялся на судах на стоянке. Проплыть сколько-то кругов вокруг судна в форме. Вода в порту грязная, а форму — потом только что новую заказывать…

Сверху начали спускать штормтрап.

— Что нового?

Бердынский мне понравился. Слишком молодой для капитана, а значит — зубами рвать будет, чтобы доказать, что достоин. Это хорошо…

— Пока ничего, господин вице-адмирал. Я отменил все увольнения, объявил боевую готовность. Наш судовой юрист[37]сидит в полицейском комиссариате, но пока…

Самый лучший способ подружиться с человеком, заставить его признать ваше превосходство — быстро и эффективно решить проблему, которую он решить не может.

— Хотите, ваш человек, тот, который в больнице, будет здесь в двадцать четыре часа?

— Вообще-то…

— Без условий. Не время честной игры. Хотите или нет?

— Так точно.

— Дайте телефон. И справку по оперативной обстановке в городе.

Зазвонил телефон. Спутниковый. Когда я сидел на авианосце вне зоны подавления, он был включен, потому что мне мог звонить кто угодно и с чем угодно. Друзья. Друзья друзей. Сеть была раскинута, и оставалось только ждать, когда и кто ее потревожит…

— Мистер Воронцов, мое почтение…

Так и есть. Микеле Альвари. Сейчас уже — Дон Микеле, один из некоронованных королей Танжера, бежавший со всей семьей из разгромленного англичанами Нью-Йорка. Семьей… ну вы понимаете, что я имею в виду.

— Мое почтение, дон Микеле. Как поживает Руби?

Мафия — весьма интересная организация, многие считают их преступниками, но на самом деле это криминальные бизнесмены — что все же лучше шакалящих по улицам отморозков с ножами и палками. Мафия также представляет немалые возможности при проникновении на враждебные территории… я имею в виду агентурное, не военное проникновение. Но в то же время у них есть правила, Кодекс Чести, которому они следуют. Если не оскорблять их, не делать то, что унизит тебя в их глазах, это лучшие друзья. Дон Микеле стал доном исключительно потому, что за ним, по слухам, стояли русские. А верны эти слухи или нет — неважно, желающих проверить нет.

— Снова беременна.

— Поздравляю.

— Пока не с чем.

— Надеюсь, это будет мальчик.

— Я тоже на это надеюсь.

У дона Микеле было две дочери — уже две. По меркам итальянцев, тем более сицилийцев, большое несчастье, это все равно что нет детей.

— Я слышал, в Танжере неспокойно… — перешел я к делу.

— Для этого я и звоню вам, чтобы все прояснить. Это не наши.

— Вот как?

Мой вопрос был понятен. Он отражал сомнения в возможностях мафии контролировать город.

— Никто из нас не давал им разрешения на такое.