Читать книгу "Дикий батальон - Вячеслав Миронов"

В дверь постучали. Вошел один из охранников, занес коробку.

— Что это?

— Командующий просил передать в качестве благодарности за обучение личного состава.

— Ставь сюда. А что там?

— Не знаю.

— Ну, открывай, посмотрим.

В коробке оказалось две бутылки водки московского производства, пара баночек с красной и черной икрой, копченая колбаса, шоколад, бритвенные станки, мыло, шампуни, и прочая дребедень. Не было самого главного — не было свободы! Какой угодно, пусть даже консервированной.

— Типичный продуктовый набор к празднику 7 Ноября! — прокомментировал Витя содержимое коробки.

— Что стоишь? Помогай накрывать на стол! — это я охраннику.

Он позвал второго охранника, сбегал в столовую за хлебом, все это хозяйство открыли, порезали и начали выпивать и закусывать.

— Водка, конечно, хорошо, но как хочется дома, под соленый огурчик, картошечку отварную, под сальце! — Витя мечтательно откинулся на кровати, дожевывая бутерброд с икрой после первой стопки водки.

— Не томи душу, Витя!

— В другой бы раз радовались, если бы принесли домой все это богатство. А сейчас оно в рот не лезет!

— Что ты заладил. Дом, дом, дом! — я начинал психовать. И так на душе муторно, а он еще кота за хвост тянет, козел!

— Не злись, Олежа! Все пройдет!

— Что пройдет? Война пройдет? Жизнь пройдет? Правильно, все пройдет! Все абсолютно пройдет! У меня родится сын и вырастет. А я буду здесь торчать! Буду здесь учить новых и новых партизан как лучше убивать своих бывших соседей! На хрена мне все это надо? Вот вы мне объясните! Все, кто здесь сидит, объясните, на хрена!!!

— Олег, успокойся! Давай лучше выпьем?

— Выпьем? А что изменится? Ни хрена не изменится! Как ты понять, Витя, не можешь, что все! Вот это — все! Это наш конец! Мы здесь застряли до конца дней своих. А они могут очень скоро закончиться. Просто возьмут и закончатся. Потому что или мудак Модаев нас порушит или мулла-сволочь, из-за отказа принять мусульманство, чтобы другим не повадно было, и прикажут нашим славным ребятам-охранникам убить нас. Убьете ведь?

Молчание.

— Молчите. По глазам вижу — убьете. Правильно! Только можете убить меня сразу сейчас! Устал я от всего это блядства! Сегодня пусть двух плохих, ну очень плохих людей, но убили. За что? Да, просто так, взяли и убили. И нас с тобой, Виктор, точно также убьют.

— Олег, ты и не выпил ничего! Только стопку. Давай выпьем! — он начал быстро наливать водку. Протянул мне больше чем полстакана. Себе много меньше: — Пей, Олег, пей!

— Давай. За что? — я взял стакан.

— Какая разница за что.

— За наши семьи! У тебя, правда, пока нет ее…

— У меня родители есть, сестра младшая.

— Пардон, значит, есть семья. Вот и выпьем за наши семьи! А вы что, не будете?

— Будем, но нам чуть-чуть, если учуют запах — головы не сносить.

— Так они сами пьют как лошади. Вон, комбат не просыхает, и ничего. Голову ему никто не откручивает. И на Коран наплевать.

— Им можно, они начальство, а мы на посту.

— Не понял, на каком посту? А, извините, врубился — нас охраняете. Ладно, мужики, у вас же тоже есть семьи? Вот за них и выпьем. Чтобы мы вернулись к ним все целые и невредимые.

Мы встали, чокнулись и выпили до дна. Боль душевная ушла. Но осталась тяжесть. Большая, щемящая тяжесть. Она заполнила собой все внутри. Как тяжело. Что делать? Что делать?

Можно хоть сейчас кинуться на охрану, попытаться убежать, и что дальше? Убьют. Во мне сидело два человека одновременно. Казалось, что полупьяное сознание разделилось на две части. Весь оставшийся вечер я просидел, уставившись в одну точку. Витька меня тормошил, пытался вывести из ступора. Он втискивал мне в руку водку, я пил чисто механически. Не чувствуя ни вкуса водки, ни вкуса тех деликатесов, что жевал. Я не слышал, что он мне говорил. Я говорил сам с собой. «Гуд бай, Америка!»

Наверное, так сходят с ума. Один я говорил, что надо бежать немедленно. Второй с ним спорил, что убьют. Первый настаивал, что это не жизнь, а существование, так стоит ли его влачить? Рвануть и все! А там будь что будет. Я соглашался с ним.

Второй говорил, что сейчас нет смысла дергаться. Нет документов. Даже если мне чудом удастся добраться до своих, то подтвердить свою личность я не смогу. Значит надо ждать удобного случая и захватив документы бежать! Я соглашался и со вторым.

Потом мне показалось, что они начали драться. Сознание меня покинуло, а может я просто от выпитого отрубился?

Очнулся я только утром. Спал я в одежде. Голова гудела, во рту словно стая кошек опорожнилось. Со стола уже было все убрано. Витя сидел со стаканом вина в одной руке и бутербродом в другой. Ждал меня.

— Убери, — я отмахнулся.

— Выпей — полегчает!

— Я вчера перебрал, теперь неделю на спиртное смотреть не могу. Это уже проверено!

— Выпей! Это тоже проверено!

— Давай! — я выдохнул, зажмурился и выпил четверть стакана домашнего вина.

Гадость. Было ощущение, что оно вернется сейчас назад, но бутерброд, упавший сверху придавил его. Вроде, даже и полегчало!

— Ну, как?

— Вроде отпустило, — я вытер тыльной стороной ладони испарину, что появилась на лбу. — Ты извини меня, Витя, что накинулся на тебя вчера. Что-то накатило. Это я не со зла.

— Понимаю, Олег, понимаю. Если бы не ты, то я бы вчера был такой. У самого на душе кошки скребли. Но ты меня опередил. Поэтому мне пришлось за тобой ухаживать…

— Меня что, рвало?

— Нет. Просто водку наливал, посуду убирал.

— Как охрана?

— Мужики сначала удивились, потом посочувствовали. Много интересного рассказывали.

— Что именно?

— Сыпят Гусейновской армии и в хвост и в гриву во всех направлениях. Он уже неделю объезжает учебные лагеря. Пока доволен.

— А что дальше?

— Ты опять за свое?

— Рвать когти надо из этого бедлама.

— Ждать надо!

— Будем ждать. Только комбатовский сейфик надо приоткрыть. На чуть-чуть.

— Может пить с ним начать?

— Не получится. Я вчера с мужиками говорил. Комбат пьет в гордом одиночестве. Всех остальных он презирает. Считает ниже собственного достоинства с остальными общаться.

— Козел!

— Не то слово, вдобавок ко всему он родственник Гусейнова. Тот его унижает по-черному, особенно за последний разгром батальона. Но кровь родная, поэтому и терпит. Сам знаешь, как в местных краях относятся к родственникам.