Читать книгу "Нелюдь - Юлия Латынина"

Транскольцо, или, как его уже прозвали на планете, Гусеница, представляло собой огромную трубу, опоясывающую Ярмарку по экватору. В герметичных каналах, бегущих по оси трубы, в вакууме на магнитной подвеске висели две бесконечные ленты. В верхнюю ленту наводился ток, она начинала вращаться вокруг экватора и по достижении первой космической скорости становилась невесомой. В этот момент в гибком развижном корпусе Гусеницы размещали груз и пассажиров. Магнитное поле ускоряло ленту дальше, и Транскольцо плавно всплывало над планетой.

После выхода на орбиту верхняя лента начинала тормозиться, а двигатели ее – вырабатывать ток, раскручивавший во втором направлении нижнюю ленту и сохранявший неизменной кинетическую энергию вращавшейся вокруг планеты Гусеницы. Корпус Гусеницы также начинал движение, окружная его скорость достигала первой космической, радиальная падала до нуля. В таком виде Гусеница и пристыковывалась к углепластиковому Кольцу, вращавшемуся вокруг Ярмарки на расстоянии в 540 км.

Основу Кольца составляли орбитальные бризантные облака, некогда распыленные боевыми кораблями ттакк, чтобы помешать бомбардировке планеты.

По расчетам, Транскольцо было способно за два часа поднять на орбиту двести миллионов тонн груза, без малейшего ущерба для экологии. Это составляло две трети ежедневного товарооборота Ярмарки. Ни на одном другом мире подобное сооружение не окупилось бы. Даже центральный мир империи, Митра, производил указов и постановлений куда больше, чем товаров, и спокойно мог обходиться орбитальными лифтами, грузоподъемность которых не превышала трех с половиной миллионов тонн в день.

Через шестьдесят километров они ушли в тоннель и вынырнули на другой стороне Гусеницы. Здесь дождя не было. Раскаленный воздух повис над Южным полушарием оранжевым маревом, и когда машина вылетала из темных небоскребов на провешенные между антигравитаторами мосты, Чеслав видел перед собой вперемешку гигантские здания, источенные сотами дорог, и приземистые заводы. Трубы, извергавшие клубы дыма, были похожи на дула бластеров, нацеленные на солнце.

Заводы и небоскребы кончились через сорок километров, потом опять начались, потом внизу под машиной мелькнула черная, в нефтяной радужке, река, – дорога ушла к земле и рассыпалась на сотни мелких дорожек в изысканных пригородах самого большого мегаполиса Южного полушария – Чакки.

* * *

Уже начинался закат, когда машина ван Эрлика остановилась у белых ворот, увитых красными и оранжевыми венчиками лоеллианских анизий.

На лужайке перед домом пел фонтан, разбрызгивая во все стороны струйки воды. В воду был добавлен фенилазин, и оттого фонтан рассыпался на солнце всеми цветами радуги. По зеленой лужайке медленно полз крошечный робот, величиной с черепашку, – подрезал траву и удалял засохшие травинки.

В ответ на вежливый звонок дверь распахнулась: в проеме ее мелькнуло что-то длинное, пушистое, похожее на усыпанную цветами ветку сакуры. Ван Эрлик поклонился и заговорил. Раздался серебристый смех – существо исчезло, в глубине дома послышался шорох крыльев.

Ван Эрлик прошел внутрь.

Стены были высотой четыре метра; в огромной гостиной из мебели были лишь поставцы да ковры. Лестницы на второй этаж тоже не было: вместо нее с круглого, отороченного резным узором люка для удобства редких двуногих гостей свисал толстый канат. Ван Эрлик подпрыгнул, уцепился за край люка и подтянулся на руках.

Солнце заливало комнату через сплошные стеклянные двери, распахнутые во внутренний дворик. Во дворике шумел такой же, как перед домом, поляризованный фонтан, около него на зеленой траве покачивался большой ком бело-серых перьев.

Ван Эрлик спрыгнул вниз с четырехметровой высоты.

Послышался довольный смешок.

– Каждый раз, когда я на тебя гляжу, Эйрик, мне кажется, что ты вот-вот научишься летать. Но ты опять не научился летать. Люди не умеют летать. Они умеют только падать.

– Сегодня прекрасная погода для неба, – ответил Эйрик, подходя ближе и кланяясь, – надеюсь, что ты летал за меня и за себя.

Барр медленно выпрямился. Он был так стар, что у него уже выпадали коготки. Огромные крылья распахнулись с тихим шелестом, и в воздухе потемнело.

– Мои кости стали хрупкими, а перья – серыми. Я слишком стар, чтобы летать, Эйрик. Чем я могу тебе помочь на этот раз?

– Мне нужны деньги.

– Сколько?

– Много. Чистый счет с опознаванием по сетчатке и в таком банке, который не очень любит консультировать Опекунов.

– Это не просьба, Эйрик. Мой дом и фонтан – это все на твои деньги. Что-нибудь еще?

– Да. Мне нужно, чтобы ты приютил двоих.

– Людей?

– Один – человек. Мальчик. Другой… он мог бы выглядеть так, как тебе удобно.

Барр щелкнул клювом – что в его речевом этикете примерно соответствовало высоко поднятым бровям.

– Я буду счастлив познакомиться с харитом, Эйрик. Я их никогда не видел. Что еще?

– Мне нужно продать яхту. Пятьдесят тысяч тонн массы покоя, максимальное ускорение 4600 g, мощность коллайдера – десять в сорок третьей, двойная компоновка челнок/гиперотсек, автономные источники гравитации, противолазерное напыление челнока, противоэлектронная система класса «Антари», два лазера, отделка «люкс». Из стен ветки растут. Это личная яхта губернатора Лены, но покупателю это знать не обязательно. Губернатор не станет официально описывать компоновку яхты. Взамен мне нужно что-нибудь верткое, для больших расстояний и дорогих грузов. «Касатка» или «Дельфин». И контракт на доставку груза на Рамануссен.

Барр шелестел перьями.

– На «Касатках» редко доставляют легальные грузы, Эйрик.

Ван Эрлик промолчал.

– После того, что произошло над моей родной планетой, награда за твою голову возросла, Эйрик. Теперь ты стоишь триста миллионов эргталеров. Я полагаю, мне нет смысла спрашивать, ты это был или нет?

– Не я.

– Исполнительный директор «Объединенных верфей», – сказал барр, – приходился седьмой почкой третьей ветви моего деда. Мы, барры, знаем больше, чем говорим людям, и мы слышали кое-что, чем он был удручен. Тебе не стоило сохранять ему жизнь, Эйрик. Было бы куда почетней погибнуть от твоих рук, нежели покончить жизнь самоубийством.

– Разве ваши семьи сохранили связь? – удивился ван Эрлик.

– Мы разрываем связи с теми, кто дает калечить себя. Но смерть стирает разрыв.

Разговор затих. Человек и чужак стояли рядом, глядя на смеющийся фонтан. Когда Эйрик поднимал голову, он видел над собой в вышине серые перья и белый от старости клюв.

– В Галактике есть несколько таких, к кому ты обращаешься за помощью, но среди них нет людей. Почему ты так не любишь людей, Эйрик? – внезапно спросил чужак.

– Потому что люди – лгуны и убийцы.

– А ты?