Читать книгу "Мильтон в Америке - Питер Акройд"

Октября 27-го, 1661. Под влиянием моего авторитета, ассамблея решила подвергнуть госпожу Спрэт испытанию как подозреваемую в колдовстве. Я придирчиво допросил ее на официальном заседании: если она вообще и была ведьмой, то далеко не самой могущественной. В противность обычаям ведьм, она не пыталась сблизиться с нашими детьми, однако упорно стояла на том, что все фантомы или призраки видела собственными глазами. Далее она созналась, что наблюдала над полями летающие предметы — лопаты, мотыги и прочее. Во сне, добавила она, перед ней представали гигантские светящиеся башни, выраставшие прямо из земли, на которой мы сейчас обитаем; эти громадные здания, продолжала она, преисполняли дух трепетом и страхом. Мерещились ей крылатые колесницы и широчайшие дороги, но тут голоса у нее в голове закричали: «Мы больше не стучим! Мы больше не стучим!»

Все эти пустые выдумки вызвали у меня раздражение, и я задал вопрос: «Подтверждаешь ли ты собственное признание, что многократно общалась с дьяволом?» — «О нет-нет, сэр. Я раба Господа нашего Иисуса. И добавлю вот что. Нам говорили, будто дикарей завел в эти края сатана. Может ли быть так, что он все еще властвует над ними и помышляет сделать и нас своими подданными?»

Я приказал ей замолчать и вынес приговор: привязать женщину к позорному столбу на три часа с решеткой на голове для вящего осмеяния.

Ноября 24-го, 1661. Совершено варварское убийство. Некий Ноэ Уинтроп, изготовлявший стулья, был найден вмерзшим в лед в загородном пруду. Его шляпа и ружье валялись поблизости, что сразу наводило на мысль о самоубийстве.

Однако обнаружилось, что шея мертвеца странным образом свернута набок, и потому безотлагательно был составлен список присяжных. Поначалу подозрение пало на индейцев, поскольку перелом шейных позвонков дикари часто практиковали как способ убийства, но два набожных брата показали, что были очевидцами яростной ссоры между этим Уинтропом и раскройщиком кож по имени Саймон Гэдбери. В их присутствии Уинтроп набросился на Саймона, вцепился ему в волосы, и худшее насилие было предотвращено только вмешательством соседа. Причина ссоры осталась неизвестной, хотя произнесено было немало гневных слов. Гэдбери допросили: сначала он отрицал свою вину, но по манере его речи я догадался, что он лжет — и, как председатель жюри присяжных, вызвал соседа для дальнейшего допроса. Им оказался дрожащий с головы до ног, трусоватый Сэмюэл Хардинг, пчеловод; когда я подозвал его ближе, от страха он едва ворочал языком. Я чувствовал, что он явно пытается что-то утаить, и потому употребил всю свою властность, чтобы прижать его к стенке. «Они жили, — пролепетал он, — как муж с женой».

Среди присяжных пронесся глухой стон ужаса, но я жестом заставил их умолкнуть. «Прошу вас, продолжайте, мистер Хардинг». — «Я полагаю, они предаются…предавались… содомии. — Меня тотчас озарило, почему Вседержитель насылает на нас привидения, но не стал прерывать свидетеля. — Я полагаю, они повздорили из-за индейского мальчика».

Я в ужасе зажал уши ладонями, но не смог защитить слух от громкого стона, прокатившегося по рядам братии. «Дело чрезвычайнейшее! — проговорил я. — Почему вы не оповестили нас о нем раньше?» — «Я не имел… У меня нет доказательств, сэр… Я лишь недавно прибыл в вашу колонию, сэр…» — «Недавно прибыли и скоро выбыли. За ваше прискорбное и предательское молчание, мистер Хардинг, вы немедленно уйдете от нас пешком. Отныне считайте себя изгнанником».

Я слышал рыдания злосчастного дурня, когда его выводили из дома собраний, а затем в приливе свирепого торжества послал за Саймоном Гэдбери. Он сидел под замком и даже не подозревал о текущем судебном разбирательстве. «Вы обвиняетесь, мистер Гэдбери, в неописуемо омерзительном пороке. Догадываетесь, о чем идет речь?» — «Нет, мистер Мильтон». — «Мистер Гэдбери, со мной эти уловки бесполезны. Не играйте с огнем. Вы были близким приятелем покойного, не так ли?» — «Совершенно верно». — «О да, еще бы! Выходит, вы у нас молоденький красавчик?» — «Не понимаю, сэр». — «Разыгрываете скромную девицу? — Я поджал губы и покачал головой с боку на бок. — Так вы, оказывается, исполнены целомудрия?» — «Воистину, мистер Мильтон, я стою перед…» — «Стоите. Точнее, садитесь на корточки. Склоняете голову. Виляете. Лжете». Среди собравшихся разнесся сокрушенный ропот; хлопнув в ладоши, я снова призвал братию блюсти тишину. — . «Предавались ли вы с покойным гнуснейшему из всех видов разврата?» — «Мистер Мильтон, я…» — «Вам предъявлено обвинение в содомском грехе. Отрицаете ли вы свою вину?»

Преступник не смог устоять перед напором моей боговдохновенной воли и, сознавшись в отвратительном скотстве, с готовностью подтвердил, что совершил убийство — сломал сообщнику шею и, по примеру индейцев, засунул труп под лед. Спустя два дня осужденного вывели из тюрьмы и сожгли заживо. Я распорядился, чтобы пепел и кости казненного бросили в общественную выгребную яму. Более о происшедшем ни слова — ни в речи, ни на бумаге.

Декабря 3-го, 1661. Я всегда считал здешний воздух целительным — столь чистым и свободным от испарений, что он способен, мнилось мне, умерить грубые телесные порывы, однако теперь я не нахожу в нем подобных лечебных свойств. Вчера в сумерках на улице разбушевался дикарь, и, заслышав громкие выкрики собратьев, я поспешил из дома наружу. Туземец истошно вопил: «Мамаскишауи, мамаскишауи». Я обратился за разъяснением к Гусперо: оказалось, язычник возвестил всем, что у него оспа. Я вспомнил слова Элеэйзера Лашера: в разговоре со мной он однажды заметил, что индейцы чрезвычайно подвержены нашим английским болезням, о которых прежде не имели и понятия. Дикарь кинулся в лес с целью умереть в одиночестве, и это навело меня на мысль, что здешнему люду не чужда некая разновидность совести.

Декабря 15-го, 1661. Зараза распространилась среди дикарей и повергла их в плачевное состояние. Покрытая язвами кожа заболевших прилипает к жестким циновкам, на которых они лежат. Я велел доставить больным постельные принадлежности и белье, но они отказались это принять. Добрые люди носят им дрова и воду, разводят огонь и хоронят умерших. Никто из числа избранных не занемог, никого из них зараза не коснулась и в малейшей мере: это позволяет мне надеяться, что недуг в этот новый мир занесен не нами. Мои богобоязненные индейцы, сами павшие жертвами заболевания, спросили меня, за что покарал их бог англичан. Я заверил их, что наш Бог — это и их Бог, и пересказал им первую главу книги пророка Исайи о справедливом наказании за идолопоклонство и пороки. Да прояснит Господь их умы от всякого недоумения касательно Его воли!

Декабря 20-го, 1661. До меня дошел рассказ о случае, более пригодном для басни, нежели для истории. Сегодня утром ко мне явился Храним Коттон и сбивчиво поведал, что он с дружками видел поблизости от себя неземной огонь. Я едва уловил суть рассказа в сумятице его торопливо сыплющихся слов, которые большого доверия, впрочем, у меня не вызвали: накануне вечером Коттон заметил на берегу реки яркий свет. По его словам, свет стремительно понесся по воде и, уплотнившись, приобрел очертания свиньи, на мгновение замер, потом вспыхнул и растекся примерно на три квадратных ярда. Мистер Коттон и другие братья наблюдали его в продолжение трех-четырех минут, но дальше возник и присоединился к первому еще один свет. Они слились воедино, затем разделились — и это повторялось на разные лады до тех пор, пока они не исчезли, смутно мерцая. «Блуждающие огоньки», — заметил я. «Нет, мистер Мильтон. Свет был громадный». — «Индейские факелы?» — «Нет, сэр. Они двигались с завораживающей быстротой, сходясь и расходясь в мгновение ока». — «Вы, должно быть, питались недоброкачественной пищей, мистер Коттон, вызывающей дурное расположение духа?» — «У нас всегда самая простая еда, мистер Мильтон, вы же знаете. Эти огни — не наша фантазия». — «Если они не принадлежат этой земле, Храним Коттон, следовательно, тут поработал дьявол. Бог не избрал бы местом Своего явления дремучие леса и дикие пустыни. Возвращайтесь с друзьями по домам и молитесь, чтобы огни больше не показывались. Идите. Простимся скорее, пока вы еще не распростились со здравым рассудком».