Читать книгу "Плоды страсти - Даниэль Пеннак"

– Еще бы! – воскликнула Тереза, и в глубине ее зрачков я прочитал вызов. – Привет, Бенжамен, как ты? Ведь я же говорила тебе, чтобы ты не переживал за меня…

Вот так всегда бывает: у вас исчезает ребенок, вы не находите себе места от страха, в вашем воображении проносятся сцены, одна другой страшнее: вот он раздавлен автобусом, вот он зверски изнасилован, разрезан на куски, которые разбросаны по мусорным бакам, жизнь ваша кажется вам в тысячу раз хуже ада, и вот ваше дитя объявляется. И, за редчайшим исключением, вместо того чтобы осыпать ребенка поцелуями, моля Бога, чтобы такое больше не повторилось, взрослые одержимы лишь одним желанием: прибить его на месте.

Тереза взяла меня за руки, усадила на краешек кровати, присев на корточки передо мной, и тоном гувернантки-англичанки, которой платят за терпение, прошептала:

– Успокойся, успокойся, я здесь… Сейчас я тебе все расскажу.

Хорошо. Итак, что же именно я хотел узнать? Что она делала той самой ночью? По большому счету, меня только это и интересовало, разве не так? Мне ведь было до лампочки, кто укокошил Мари-Кольбера? И кто смылся с двумя чемоданами, битком набитыми долларами? Тебе наплевать, куда подевались все эти деньги, нажитые на горе людей в разных уголках земного шара? Да, тебя терзает главный вопрос, один-единственный вопрос: с кем Тереза Малоссен переспала той ночью? Кто же ее загадочное алиби? И почему оно произвело такое ужасное впечатление на инспекторов Титюса и Силистри?

– Я права, Бенжамен? Между драмой и водевилем ты выбрал водевиль?

Она задавала мне вопрос, но ее пронизывающий взгляд приказывал молчать.

– Ладно, я расскажу тебе о той безумной ночи.

Она по-прежнему держала меня за руки.

– Но ты должен немного потерпеть, ты должен выслушать и то, что произошло до кульминационного момента. Я все тебе расскажу, начиная с той самой секунды, когда я покинула нашу скобяную лавку, и до того момента, когда вернулась в три часа ночи домой и на цыпочках, чтобы вас не разбудить, прошла к своей кровати. Я думала, что вы все спите. К тому же ночь стояла темная. Я даже не заметила, что в общей спальне никого нет. Хотя, честно говоря, если бы кто-нибудь там и был, я вряд ли обратила бы на него внимание. Я находилась в… особом состоянии.

* * *

Итак, она возвращается после свадебного путешествия домой и, проснувшись, бродит по дому, не поднимая глаз. Ей оставлен теплый ужин, но она даже не притрагивается к тарелке. Она никому не решается взглянуть в глаза. Ее язык отказывается говорить. Она ужасно напряжена, и эта напряженность ей хорошо известна. Она словно вернулась в ледяную эпоху своего отрочества.

– Мне надо погасить Йеманжи и забрать кое-какие вещи.

Именно это она и собирается сделать. Порвать с прошлой жизнью, так и не начав новую. Она умирает от стыда. Идет по улице неуверенным шагом, словно опасаясь, что ее кости проткнут кожу. На ее счастье сейчас обеденное время и улицы Бельвиля практически пусты. Она пару раз оборачивается, чтобы убедиться в том, что за ней не следят Бенжамен с Джулиусом. Незаметно проскакивает в автоприцепчик. Этот тесный сарайчик и есть все ее прошлое. Она гасит Йеманжи, освобождает полки, срывает занавески, сует весь этот хлам в одну из тех пластиковых сумок в бело-синюю клетку, что используют земляки Бен Тайеба, когда ездят в отпуск к себе на родину. Но, в отличие от земляков Бен Тайеба, у Терезы мало вещей, и, когда сумка собрана, она ничего или почти ничего не весит. Тереза прикрывает дверь, не запирая ее на ключ. Автоприцеп открыт для всех, может быть, здесь найдет кров какой-нибудь бездомный или же в нем устроит себе офис бродячий ясновидец-шарлатан. Она выходит на улицу и в растерянности останавливается: куда идти? Ей бы хотелось спрятать содержимое своей сумки подальше, в дарохранительницу мамаши. Возможно, через десятка три лет кто-нибудь вскроет, как это сделала она сама, плетенное из лозы хранилище памяти и, в свою очередь, изумится, осознав, какое это заблуждение – судить о прошлом человека по его настоящему.

Но она боится возвращаться в нашу скобяную лавку.

Никакой скобяной лавки, никакого племени, никаких объяснений, никаких утешений, только не теперь. Откровенно говоря, больше всего на свете она боится тактичного понимания своих родственничков. Ей претит это терпеливое – как у курицы-наседки – молчание, эта, только им присущая, манера ждать, пока не вылупится, окончательно созрев, печаль. Какие терпеливые утешители, какая наигранная нежность… И потом, они думают, что видят ее насквозь, а вот нет. Они будут стараться утешить ту, их Терезу, Терезу, которая никогда не лжет.

– А ведь все начинается со лжи, Бенжамен.

Ну да, она солгала Бенжамену. Наконец-то! Наконец-то она освободилась от влияния старшего брата.

И это единственное, о чем она нисколько не жалеет.

Когда Бенжамен подослал к Терезе Рашиду с астрологическими данными мужчины и женщины, она сразу поняла, что речь идет о Мари-Кольбере и о ней, Терезе. Да только к тому времени она изменилась: уже недели минули с того момента, как страсть к звездам она променяла на любовь к мужчине. Резкая смена жизненных ориентиров. Именно тогда она по-настоящему потеряла девственность, лишившись дара предвидения. Она предпочла земную любовь небесам, она готова была променять вечность звезд на пять минут с любимым мужчиной. Ради новой страсти Тереза готова была бросить вызов звездам. Что не представляло большой трудности: достаточно было просто не верить в них.

– Хочешь знать, что меня сразу покорило в Мари-Кольбере?

Его звание. Нет, погоди, не совсем так: не само звание, а та манера, с которой Мари-Кольбер произносил его. Финансовый инспектор первого класса. Это напоминало ей русские романы, которые Бенжамен читал им, когда они были детьми. В этом «финансовый инспектор первого класса» был заключен весь Гоголь и весь Достоевский, вся патетическая русская душа обедневших и голодных мелких дворян, которые, чеканно произнося свои титулы, убеждали себя и окружающих в том, что все еще живут. Я – финансовый инспектор первого класса, это вам не лишь бы что! Разумеется, Мари-Кольбер не так чтобы уж гордился своим званием и, разумеется, не имел ничего общего с голодным босяком, но, боже мой, до чего он был на него похож, когда чопорно распрямлял худые плечи и как-то по-детски хвалился своей должностью, подчеркивая занимаемое им место в общественной иерархии!

Выпускник Национальной школы администрации и волшебница… две потерянных души… вот что покорило ее.

Она выслушала его, поговорила, согласилась встретиться еще раз, немного посмеялась про себя над жаргоном, которому он научился в Национальной школе администрации, и ее сердце сжалось от боли во время его рассказа о дурной наследственности Робервалей – «он не утаил от меня ни одного отвратительного поступка своих предков, наоборот», – сжалось до того сильно, что она решила сделать ему ребенка как можно скорее, чтобы хоть разок обновить кровь Робервалей; мысль о замужестве привела ее в полный восторг, она тут же нашла для него самые идеалистические оправдания: какая прекрасная пара, эти контрабандисты гуманитарным грузом! – однако настоящая правда заключалась в том, что все это время, произнося все эти речи, она думала лишь об одном: о той минуте, когда она разденет Мари-Кольбера, погрузит его огромное тело в горячую ванну и станет медленно массировать его. Она смягчит его суровую жизнь, сделает его самим собой. Вот что на самом деле взволновало ее. При мысли о горячей ванне ее тело начинало мелко дрожать. Ей казалось, что в этой ванне она потеряет свою угловатость, что горячая вода передаст ей свою теплоту и что только тогда она будет способна полюбить…