Читать книгу "Тайное становится явным - Кирилл Казанцев"

— … А раз уж клюнул, то не отпускай. Радаром его ловишь, палочкой подсекаешь и резко на себя…

Его товарищ — крупный чин в городском ОБЭП Иван Назарович Ломов снисходительно хмыкал. Потом запел:

— А где ж ты, друг, наш третий друг… Давай-ка помянем дружно черта, глядишь, и материализуется Борисыч.

Помянули очень кстати. Послышалось рычание мотора, через косогор перевалился черный, как сажа, «Рэндж-Ровер», подъехал и встал впритык к «Хаммеру». Назарыч украдкой поморщился — в сравнении с этими писаными красавцами его «Террано» смотрелся как бедный родственник.

— Прибыли наконец-то, — проворчал Атаманский. — И что изволите, Борис Борисович, троекратное «ура» в вашу запоздалую честь?

— Да какие, к черту, прибыли, сплошные убыли. Ладно, можно без речевок и приветствий, — посмеиваясь, спрыгнул с подножки опоздавший товарищ — невысокий, кривоногий, с блеклым лицом, в щеголеватой куртке, отороченной мехом. Председатель правления коммерческого банка «Мегатраст» Борис Борисович Шубин.

Извиняться за опоздание он не стал, вытащил из багажника рюкзак, чехол с охотничьим ружьем. Поежился, опасливо глянул на снующие по небу тучи.

— Ну, вы и отмочили, мужики. Ну ее на хрен, эту охоту, да и какой из меня охотник? Почитай, уж лет двенадцать с ружьем по зарослям не бегал…

— Ты у нас теперь исключительно на акул охотишься, — рассмеялся Атаманский. — В Майами, с борта собственной яхты. Совсем уже забыл, как родные олени и осины выглядят.

— Бухни, Борисыч, — плеснул ему в стакан Ломов. — Быстрее в роль вживешься. Да пей, пей, говорю, это посильнее твоего португальского «Саваша»…

— Какую гадость вы пьете… — банкир высосал стакан, и кровь прилила к физиономии. — Нет, мужики, серьезно, затея у вас какая-то уж больно бредовая, не по погоде. И чего вас понесло на охоту?

— Не врубаешься ты, Борисыч, — охотно объяснил Ломов. — Побродим по природе пару часов, для здоровья опять же полезно, глядишь, подстрелим какую-нибудь животину. Развеемся — без егерей, без свиты, собственным коллективом. Потом на базу вернемся, о делах наших скорбных покалякаем. Базар имеется, мужики, — такими темпами, если мер не предпримем, скоро в минус уйдем. Потом нам баньку товарищи обещали, угощенье, девочек опять же… хм, быстрого приготовления, но хорошеньких, посидим, развеемся от тоски городской. Ты вдохни этот воздух, Борисыч, — чуешь чистоту? Кислород — хоть захлебнись. Это тебе не городская экология…

— Переходящая в онкологию, — хрюкнул Атаманский.

— Точно, — кивнул Назарыч. — Пошли, короче. Чувствую, что подстрелю сегодня красавца…

Особой страстью к благородному мужскому занятию никто из присутствующих не отличался… Экипированы были на совесть. Одеты — хоть на полюс, помповик «Моссберг», два нарезных охотничьих карабина «Сайга» с магазинами на восемь патронов — творчество Ижевского механического завода. Да и чего уж греха таить, безнаказанно пострелять там, где не приветствуется, — всегда приятно.

— Друг дружку не зацепите, — поучал Назарыч, когда они приблизились к опушке. — А то бывали случаи. И не растягивайтесь, мужики, живенько топаем.

— Только ты, это, Назарыч… — бормотал, посмеиваясь, банкир, — далеко нас в лес не заводи, мы же не поляки тебе…

И словно бес попутал, только в лес вошли, как потеряли друг друга из виду! И что за народ такой… Заповедник лишь со стороны представлялся проходимым. В нем хватало ловушек и сюрпризов. Листва практически облетела, лишь на молодых березках и осинах еще цеплялась за ветки — багровая, желтая, сморщенная. Земля, заваленная листьями, податливо прогибалась под ногами. Хрустели сучья и коряжины, голые ветки цеплялись за одежду. Вставали залежи бурелома, отмерших стволов и ветвей — их приходилось обходить, одновременно защищая глаза от корявых сучьев.

— Нормально… — бормотал Назарыч. — Это поначалу тут хреново, а скоро в дубравушку войдем…

Он ускорился, а когда оглянулся, всплеснул руками от досады. Банкиру Шубину приспичило отлучиться в кусты. И что за натура утонченная — вот встань где хочешь да сделай свои дела, так нет, душа требует уединения. А гаишник Атаманский, идущий справа, обнаружил по соседству глубокий овраг, забрался в него и теперь орал оттуда, как глашатай:

— Эй, мужики, да тут еще опята не вымерли! Мать честная, их тут целое море! Вы идите, идите, я догоню!

Вот же душа грибная. Для одних безнаказанно летящая утка — повод стать невротиком, другие даже в луже после дождя готовы с удочкой сидеть, третьи лишь о грибах и думают — хотя деньжищами ворочают такими, что могут все рынки в городе скупить — вместе с бабушками, торгующими дарами леса! Иван Назарович махнул рукой и решительно зашагал вперед. Не потеряются, не маленькие. Он опасливо прощупывал почву под ногами, обходил подозрительные впадины, забитые листьями и похожие на замаскированные ловушки, пролезал между деревьями, отгибая ветки. Вопли Атаманского скоро заглохли, банкир куда-то сгинул. Ломов остался один посреди смешанного и не очень гостеприимного леса — чему, в принципе, не расстроился. Продолжал движение, надеясь, что скоро эта чаща рассосется. Забрезжил просвет, замаячила поляна, Ломов ускорил шаг, он уже практически вышел на опушку, пролез через раскидистый боярышник, раздвинул ветки. И застыл, завороженный, с открытым ртом…

На другой стороне поляны стоял красавец-олень! Самый настоящий, самец! Весь такой поджарый, длинноногий, осанистый, с огромными ветвистыми рогами. Вытянув морду, он обгладывал крохотное деревце, на котором еще сохранились зеленые листочки. Иван Назарович чуть чувств не лишился. Сердце забилось, как паровая машина. Он затаил дыхание, медленно снял с плеча помповик, взвел цевье, стараясь не шуметь. Олень не слышал, как он заряжал ружье. Сильно волнуясь, Ломов приставил приклад к плечу, принялся ловить красавца в перекрестье. Поймал, не уйдешь, красавчик… И вдруг скрипнуло что-то в лесу, ветки затряслись от порыва ветра. Олень вскинул голову, задрожал всем туловищем… и отпрыгнул на пару метров! Черт, он уже оттягивал спусковой крючок! Но олень не убежал, остался на поляне, настороженно поводил ушами. Мысленно чертыхнувшись, Иван Назарович сместил ствол и снова начал целиться. «Может, в голову?» — мелькнула мысль. Нет, опасно, в голову попасть труднее, чем по корпусу. И вновь оттягивал спусковой крючок…

Тут, почувствовав неладное, заповедный красавец сорвался с места и помчался прыжками в лес, подминая молодую поросль! Ломов ругнулся — вот же незадача! Вышел на поляну, весь в расстроенных чувствах побежал на противоположную опушку. Он слышал, в какую сторону бежит зверь, — тряслась земля, хрустели сухие ветки. Подался туда же, заряженный адреналином, мчался мимо деревьев, карабкался на баррикады из гниющих растительных останков. Машинально отмечал, что где-то слева грохнул выстрел, за ним еще один, третий. Встревоженные птицы вспорхнули с веток. Атаманский, что ли? Грибы напугали? И слева приглушенно и неоднократно громыхнуло — ну, все, пошла охота… Но отмечались эти звуки как-то отвлеченно, без тревоги. Охотничий азарт гнал вперед. Не зря он чувствовал, что подстрелит сегодня красавца. Этот олень далеко не уйдет, лес не такой уж бескрайний…