Читать книгу "Они ведь едят щенков, правда? - Кристофер Бакли"

Никто не произнес ни слова, не шелохнулся. Стояла гробовая тишина. Министр Ло вдруг засмеялся. Он смеялся все громче и громче. Он схватился за живот, будто готов был лопнуть от смеха.

Остальные члены Постоянного комитета Политбюро недоуменно переглядывались. Ло продолжал хохотать, а потом, с трудом переводя дух и утирая бежавшие по лицу слезы, он с таким стуком опустил ладонь на стол, что исполняющий обязанности премьер-министра Ву Шэнь подпрыгнул на месте.

— Ну, товарищи, — проговорил Ло, прикасаясь носовым платком к углам глаз, — теперь мы знаем большой секрет товарища Фа! Он мечтает о Нобелевской премии мира!

Вернувшись после собрания к себе в кабинет, Фа ослабил узел галстука — а такое он делал очень редко. Рубашка была мокрая от пота. Он закурил сигарету, глубоко затянулся и уставился в пустоту. Кажется, так он еще никогда не уставал.

Собравшись с мыслями, он вызвал звонком Гана, который, по обыкновению, слушал все, что говорилось, через специальные наушники.

— Ну, как?

Ган ответил:

— А вы собирались сделать такое предложение — пригласить его в Тибет?

Фа улыбнулся проницательности своего помощника. Ган прекрасно его знал.

— По правде говоря, нет. Могу сказать — меня осенило.

Ган кивнул.

— Так я и подумал. Это… не похоже на вас, товарищ президент.

— Да. В последнее время я и вправду сам не свой.

— Ну, — сказал Ган, — теперь дело сделано. А вы действительно полагаете, что это разумный шаг?

Фа задумался.

— Одержать сотню побед в сотне сражений — это еще не высшее мастерство. Покорить врага, избежав сражения, — вот высшее мастерство.

Ган улыбнулся.

— Я вижу, сегодня Сунь-цзы потрудился на славу.

— Здесь есть определенный риск. Я хорошо понимаю, поверьте мне. Как, по-вашему, они пойдут на это?

Ган покачал головой.

— Нет ни малейшего шанса. Хань этого не допустит. И Ло тоже. А они не зря трудились, обрабатывая остальных. Особенно тех, кто… не без уязвимых мест.

— Да. Теперь Хань, наверное, всем говорит: «А представляете, что было бы, если бы мы сделали Фа председателем Центрального военного комитета?» Ло тоже будет бесноваться. Я его переломил, а этого его гордость не потерпит. — Фа усмехнулся. — Может, мне самолично полететь в Кливленд и придушить Лотоса прямо на больничной койке?

— Это наделало бы много шуму.

— Ган?

— Да, товарищ президент?

— Как вы думаете, Ло… Я плохо понимаю, что такое этот рак, но как вы думаете — может ли быть, чтобы агенты Ло… каким-то образом заразили его?

— Я прочитал о раке все, что можно. И ничто из того, что я узнал, не приводит меня к мысли, что эту болезнь можно как-то передать человеку. Но сейчас меня не это тревожит. Я тревожусь за вас. Ведь теперь Хань и Ло будут называть вас «Фа Лотосолюбивый».

— Ну, в таком случае, готовьте самолет. Мы полетим в Кливленд. А разделавшись со стариканом, посетим Зал славы рок-н-ролла.

Но Ган, присмотревшись к Фа, увидел в его лице страдание и страх. Ему были знакомы эти приметы. Он мягко проговорил:

— Тот кошмар, товарищ… Он вернулся?

— Пока нет.

Он закурил сигарету и уже собирался сказать Гану: «Позвоните адмиралу Чжану», но что-то остановило его. Он написал несколько иероглифов на листке бумаги и передал записку Гану. Ган прочел, поглядел на президента, кивнул — и оставил своего господина Прохладную Прозрачность наедине с собственными мыслями.

Глава 14

Как назывался тот фильм?

Жук готов был даже на убийство — лишь бы не идти на великосветский ужин в клубе «Хвост и Грива» именно в этот субботний вечер. (Или, говоря начистоту, в любой другой субботний вечер — тоже.) Но бороться у него не было сил: он и без того вымотался до предела.

Он приехал в «Разор» поздно вечером в пятницу, устав за длинную неделю и от раздувания синофобии, и от писательского труда (каждую ночь он засиживался чуть ли не до утра, работая над четвертым томом своей тетралогии, или квартета, или как там это называется, «Армагеддон»), и от препираний с Энджел. Все, чего ему хотелось сегодня вечером, — это просто влезть в пижаму, налить себе стакан бурбона, бьющего по мозгам, и перечитать то, что успел написать. Но такого рода удовольствия сегодня не были ему уготованы.

Когда они с Минди одевались, Жук умоляющим голосом задал вопрос, который, наверное, задает множество американских мужей: «Дорогая, а может быть, мы все-таки останемся дома?» Но он прекрасно понимал, что ничего из этого не выйдет. Сегодняшний вечер был победным раундом Минди — первым вечером в клубе после ее зачисления в команду. И Жук, хоть и возмущался тем, что придется опять отстегивать сотни тысяч долларов на парочку новых лошадей, чувствовал, что его жена все-таки заслуживает всеобщих аплодисментов. Она славно потрудилась — и вот теперь добилась некоторого признания. EQ[34], эта глянцевая библия конноспортивного мира собиралась подготовить большой репортаж о ней и прислать фотографа — и даже стилиста — прямо в «Разор». Подумать только!

Жук с симпатией и одновременно со смехом наблюдал, как Мин примеряет то одни, то другие украшения. Сегодня она никак не могла решить, какие же ей надеть.

— Может быть, эти?

— Отлично, — проговорил Жук.

— Уолтер, — вздохнула Минди, — ну какой от тебя толк, если ты на всё подряд говоришь «отлично»?

— Детка, мне понравились первые серьги. Мне понравилась и вторые. Когда я увидел третью пару, мне от счастья захотелось биться головой об стенку. Те, которые на тебе сейчас, мне тоже нравятся. Но, если ты так хочешь, я запросто могу сказать: «Ну, нет, это полный отстой!»

Минди уселась перед зеркалом, возясь с волосами.

— Нет, мне ни за что не надо было соглашаться на EQ. Я пошла на это только ради Сэма.

— Ради твоего тренера? Что-то я не понимаю.

— Это же знак благодарности, признательности ему. Мне-то это ни к чему. Кстати, они приедут в среду. Это целый день займет. Было бы хорошо, если бы ты тоже присутствовал. Хотя бы раз. А то люди уже начинают недоумевать.

— Недоумевать по поводу чего?

— По поводу нашего брака. Застегни-ка мне молнию.

— Ну, — сказал Жук, — если ты тревожишься за наш брак, тогда послушай: давай сегодня вечером останемся дома и будем развлекаться на полную катушку до первых петухов. Я откупорю бутылку восемьдесят второго года. Ну, давай! Что скажешь?

— Ты ведь не собираешься пойти туда в этом поясе и бабочке? Ну, Уолтер, ну пожалуйста. Они смотрятся так, как будто ты купил их в «Уол-Марте». Там же собираются люди со вкусом.