Читать книгу "В храме Солнца деревья золотые - Наталья Солнцева"

— Я так и знал. Здоровье, значит, бережешь.

— У каждого свои странности…

— Слышал я, община в горах есть, — сказал Борис, закуривая. — Найти ее трудно. Высоко забрались, и дорога туда неудобная. Они то ли святые, то ли чокнутые… Больше ничего не знаю…

Москва

Машеньку Ревину ничто не радовало. Ее жизнь без всяких на то причин круто изменилась. А главное, изменилась непоправимо. Если бы Машеньку спросили, в чем именно состоят эти изменения, она бы затруднялась ответить. Внешне все шло, как прежде. Ревин вставал по утрам, шел в ванную, принимал душ, брился, одевался, созванивался с охраной, выходил из квартиры, садился в свой «джип», ехал в офис и работал, работал, работал…

Машенька оставалась дома, но время проводила не в легкомысленных развлечениях, а в тяжелых раздумьях. Она слонялась по своей шикарной квартире из угла в угол и равнодушно взирала на дорогой паркет, итальянскую мебель и китайские вазы, открывая для себя избитую истину: внешние атрибуты жизни не что иное, как иллюзия благополучия. Ей стало неуютно в этих обтянутых шелком стенах. Почему? Здесь поселилось что-то неуловимо опасное, чужое. Машенька не могла этого объяснить, она просто чувствовала.

Данила — человек, которого она встретила и полюбила, — стремительно отдалялся от нее. Однажды утром она проснулась, а он оказался уже другим. Не тем Ревиным, за которого она вышла замуж, с которым они отдыхали на взморье, праздновали Рождество в загородном доме, ходили на модные тусовки, целовались, ругались, мирились…

Зазвонил телефон, и Машенька подпрыгнула от неожиданности. Нервы ни к черту! Она взяла трубку и услышала голос Холмогорова.

— Прекрасная Мария, я вас не разбудил?

— Н-нет…

— Вы чем-то расстроены?

— Бросьте, Геннадий Алексеевич! — взорвалась она. — К чему этот великосветский тон? Вы прекрасно знаете, какое у меня настроение и почему. Есть новости?

— Плохие. А у вас? Машенька прерывисто вздохнула.

— Тоже. Приезжайте ко мне, Гена…

— Сейчас не могу, — с сожалением ответил Холмогоров. — Занят. Может, пообедаем вместе?

Геннадий Алексеевич предпочитал французскую кухню, а Машенька потащила его в японский ресторан. Впрочем, после обмена новостями у обоих пропал аппетит.

— Данила продолжает тратить деньги, — сообщил Холмогоров. — Ума не приложу, куда и зачем. Вы спрашивали его?

— Пыталась…

— Ну?

— А-а! — она махнула рукой. — Он не счел нужным мне отвечать. Посмотрел, как на пустое место, и промолчал. Даже не рассердился. Лучше бы он заорал на меня, стукнул кулаком по столу, сказал бы, что это не мое дело! А он… как будто не слышал.

— Знакомая картина.

— Как он вообще работает? — воскликнула Машенька. — Объясните мне! Он же постоянно погружен в себя! Ничего вокруг не видит и не слышит. Как он ведет переговоры с партнерами, заключает сделки? Как он общается с людьми, наконец?

— На автопилоте, — ответил Холмогоров. — Ревин превратился в машину. Я с ужасом думаю, что будет, когда у этого механизма кончится завод.

— Что же это такое? — прошептала Машенька и заплакала. — Что делать?

Геннадий Алексеевич промолчал. Если бы он знал, то давно бы уже принял меры.

— Вы видели его зубы? — спросила она, доставая из сумочки носовой платок.

— Зубы?

— Ну да, зубы.

— Сегодня мы не встречались, а вчера… — Холмогоров напрягся, пытаясь вспомнить. — Зубы как зубы.

— Значит, вы еще не видели.

Машенька вытерла расплывшуюся под глазами тушь и громко высморкалась.

Этой ночью она испытала настоящий шок. Часов в пять вечера Ревин позвонил домой, сообщил, что задержится.

— Пойду к стоматологу, — объяснил он. — Так что не жди меня, ужинать я все равно не смогу. Ложись спать.

Она так и сделала. На удивление, заснула почти мгновенно. Посреди ночи ей стало не по себе. Как будто по квартире ходит кто-то чужой. Она привстала. В свете красного ночника спальня казалась зловещей.

Ревина рядом не было, его подушка осталась не — тронутой. Первую мысль, что в квартиру забрались воры, Машенька отбросила. Но ружье все-таки решила взять. На цыпочках подошла к шкафу, открыла дверцу… Ружье легло в руку, придав храбрости.

Затаив дыхание, она скользнула в коридор. Дверь в гостиную была приоткрыта, оттуда лился слабый свет.

«Это фонарь за окном, — догадалась она. — Где же Ревин?»

На фоне светлого квадрата окна выделялся темный силуэт мужчины. Он как будто стоял спиной к двери и смотрел на улицу.

«Данила? — одеревеневшими губами прошептала Машенька. — Это ты?»

Мужчина не пошевелился. Она подняла ружье и крикнула: «Не двигаться!»

Глупо, конечно. Он и так стоял как вкопанный. Свободной рукой Машенька нашла выключатель. Зажглось тусклое бра у двери в гостиную. Этого было достаточно, чтобы рассмотреть незваного гостя.

«Повернитесь, — стараясь преодолеть дрожь в голосе, приказала она. — Лицом ко мне!»

Мужчина громко расхохотался. Он резко повернулся, продолжая хохотать. И Маша, к своему ужасу, узнала в нем… Ревина. Это был ее муж… но что-то изменилось в его лице. Он просто изнемогал от хохота, а его рот… О Боже! Его рот был полон чего-то светящегося, как у тыквы в Хэллоуин…

Машенька отшатнулась и закричала. Ружье выпало из ее рук, глухо ударило о покрытый ковром пол. Ревин сделал шаг вперед… и она упала без чувств рядом с ружьем. Блаженная темнота впитала ее ужас…

Она очнулась от запаха нашатыря. Данила, как ни в чем не бывало, наклонился над ней.

«Что это было? Мне приснился кошмар?»

Он покачал головой.

«Кто-то пробрался к нам в квартиру, — прошептала она. — Где ты был?»

«Здесь…»

Чтобы произнести это слово, он разжал губы, и… О нет! Машенька снова увидела у него во рту нечто блестящее.

«Чего ты испугалась? — в недоумении спросил Ревин. — Ты что, не узнаешь меня?»

Она показала на его губы.

«Ч-что у тебя во рту?»

«Зубы. Да что с тобой? Золотых зубов не видела?»

Вот в чем дело… У него золотые зубы. Всего-навсего. А она уже вообразила Бог знает что!

«Зачем тебе золотые зубы? — задала она бессмысленный вопрос. — У тебя же свои — один к одному».

«Разве мне не идет?» — Данила широко улыбнулся, и его золотые зубы ярко сверкнули. Вся верхняя челюсть.

«Я еще и нижние сделаю!» — доложил он. «Зачем?»

— Красиво! — обиделся он, чувствуя ее неодобрение. — И приятно. Я что, не могу себе позволить?