Читать книгу "За храбрость! - Андрей Владимирович Булычев"

готовку. Пущай вон Калюкин воду носит. Всё-всё, молчу. Извинение просим, Захар Иванович. Рассказывай дальше.

– Ну-ну, гляди, – проворчал тот. – Ладно, шли-то мы на Тифлис не так вот, как вы. В октябре ведь ещё тепло было, но, правда, шибко дождливо. Так что некоторые речки даже из берегов своих вышли. Вот при переходе через одну из таких как раз-то и упал в воду господин полковник. Конь, что ли, его на камне оступился и вздыбился, не знаю, сам я там не был и, как оно случилось, не видал. Знаю только, что Александра Эдуардовича быстрым течением подхватило и понесло. Чуть было не утоп он, воды студёной нахватался, вымок весь до нитки, и ещё о камни его немного побило. Захворал после того случая наш полковник, жар у него сильный начался, и потом колотить, говорят, начало. Голос совсем пропал, ослаб он и от Елисаветполя даже и верхом более не смог ехать. На повозке его в Тифлис дальше везли. Тут уж по приезде врачи сразу, конечно, пользовать начали. Лекаря полковые наши, рассказывают, дохтора важные какие-то иноземные порошки ему дают, горькую воду и ещё кровь дурную из жилы выпускают. Но, однако же, лучшивее полковнику с того лечения не становится. Так ведь, конечно, чего эти порошки? Самое первое средство в таком деле – барсучий жир вовнутрь, а вот снаружи надобно дёгтем почаще натирать. Ну и хорошая баня, само собой. Это после того, как хорошо распаришь больного, как раз и надобно то самое лечение делать, а ещё и травки хорошо помогают или же редька с мёдом. Испокон веков так на Руси лечились, а тут на тебе – порошки.

– Что, совсем плох наш полковник? – спросил встревоженно Федот. – Неужто за столько времени так и не пошёл на поправку?

– Да хуже только, – сказал, махнув рукой, Захар. – Уже и батюшку к нему приводили. Соборовали страдальца.

– О господи, не дай Бог помрёт. – Кошелев перекрестился. – Хороший ведь командир, храбрый и не заедливый. Кого это теперь заместо него нам поставят?

– Да ты раньше времени-то, Федот Васильевич, не хоронил бы полковника, – встрял в разговор Чанов. – Тут, в Тифлисе, дохтора шибко важные, авось и вылечат. А он-то и сам ведь немецких кровей, может, и правильно ему врачи те иноземные порошки дают? Это вот нам, да, нам баня с барсучьим жиром хороша. А ему, может, только лишь во вред такое?

– Ну ладно, ладно, чего там гадать, – прервал начинавшийся спор Гончаров. – Там разберутся, как правильно их высокоблагородие лечить. Будем надеяться, что поправится наш полковник. Что ещё нового в мире творится, Захар Иванович? Ты ведь человек, как я погляжу, весьма знающий. Небось, в самых верхах уже крутишься. – И, улыбнувшись, толкнул дядьку плечом.

– Ну как сказать знающий, – хмыкнул тот. – Есть маненько такое. Вот уж месяц как перевели с эскадронного квартирмейстерства на полковое. И Антипку удалось с собой забрать. А потому как с нужными людьми лучше бы знаться, Тимофей. Я про это тебе уже не раз говорил. Припоминай. Ты сам парень-то грамотный, быстрее даже многих господ офицеров и писарей буквы пером на бумаге выводишь, считаешь умело, словно бы чиновник из уездной канцелярии, и даже ничуть не хуже. Мог бы и в писари полковые давно уже выйти. Вот и стал бы тогда уважаемым человеком, в седле бы не пришлось, как сейчас, трястись.

– Так я вроде как и сейчас уважаемый, – заметил Гончаров и погладил унтерский галун на обшлаге рукава.

– Ну, так-то, конечно, оно та-ак, – крякнул дядька, покосившись на Аннинскую медаль. – А всё ж таки в писарях, оно бы спокойнее, и при начальстве всё время опять же. Ну ладно, сам смотри. А мы вот с Антипом уже тихонько эдак поспрошали кого нужно, вот годик послужим ещё в полковых нестроевых и будем прошение подавать на перевоз семей. А что, три года при эскадронной службе да год в полковой. Уж расстараемся, чтобы начальство было нами довольно. И всё, и выправим, какие надобно, бумаги. Соскучился я по своим, деток бы, жену обнять, к себе их всех прижать. – И он вытер кулаком набежавшую слезу. – Большие уже, небось, детки, старший, верно, меня ужо давно перерос. Младший за ногу держался, когда я в рекруты уходил, сам и стоять тогда не мог. Теперь-то, небось, до пупа мне будет.

– Хорошее дело, Захар Иванович, помогай Бог. Всё получится, – подбодрил земляка Тимофей. – Если помощь какая нужна, дом починить или ещё там чего, ты говори, мы поможем. Поможем ведь, ребята?

– Да конечно поможем! – загалдели драгуны. – Чего бы хорошему человеку не помочь?

– Да, далеко ещё до этого, – махнув рукой, проговорил Морозов. – Но на добром слове спасибо вам, братцы. Лишь бы спокойно тут было. Хотя уж какой покой на этом Кавказе, вечно тут все друг с другом воюют. Про мир с персами-то вы, небось, слыхали?

– Ну, так, были разговоры, – неуверенно проговорил Тимофей. – Мы как с Баку в Шемаху зашли, в гарнизоне рассказывали, что посольство к персидскому султану от нового наместника уходило. Не знаем только, договорились ли там до чего?

– Договори-ились, – ответил Захар. – Новый главнокомандующий граф Гудович сильно озабочен был мир с персами заключить, потому как с турками вражда сейчас у нас разгорается. И нам супротив двух таких великих держав своим малым войском никак не выстоять. Персам мы хорошо в этом году наподдали, и они сами воевать пока с нами не желают. Так что подумали, пошебуршились немного и пошли на перемирие. Всё бы хорошо, живи себе мирно, крепи тут в Закавказье силы, но видите как, новый враг теперь перед нами маячит – османы проклятущие. Эти вояки сильные, всё время с нами испокон веков они ратятся, а им, как господа офицеры говорят, вся эта Европия супротив нас помогает. Ну да ничего, русский турка всегда раньше бивал и сейчас тоже побьёт. А может, и обойдётся? Может, и не полезут они на нас? Как думаешь, Тимофей? Ты-то у нас человек грамотный. Быть войне?

– Быть, – проговорил тот тихо. – И никуда мы тут, братцы, не денемся.

– Ну вот, и высокое начальство так же говорит, – со вздохом произнёс дядька. – А мы тут семьи собрались с Антипкой на Кавказ перевозить. А вдруг басурмане, как десять лет назад, опять сюда нагрянут? Сколько народу, ироды, в Тифлисе ведь тогда вырезали!

– Не должны они сюда дойти, Захар Иванович, – сказал Тимофей. – Не допустим мы такого более. Не бойся.

– Точно? – Морозов пытливо посмотрел ему в глаза. – За себя-то я не боюсь, Тимоша, за детей