Читать книгу "Хрущевка. Советское и несоветское в пространстве повседневности - Наталия Лебина"

1950-х продолжал действовать принцип покомнатного распределения жилья. Кухня в такой ситуации по-прежнему оставалась общей и, как в 1920–1930-х годах, продолжала представлять собой арену социально-бытовых сравнений и возникавших на их почве «сражений». Сколько анекдотов породила атмосфера «коммунального помещения для стряпни»! Самая популярная тема – подсыпание, подливание, подбрасывание в кастрюли неугодных соседей неких ингредиентов, не имевших никакого отношения к пище. Вот простой пример из эпохи сталинской кухни: «Муж вернулся с работы. Жена подает ему обед. „Чего у тебя суп керосином воняет?“ – „Видать, Манька (соседка. – Н. Л.) плеснула керосином в суп“. – „Так ты плесни ей этого супа в керосин“». Месть заключалась в порче керосинки – она после этого страшно коптила и скоро ломалась. С окончанием эры керосиновых агрегатов в кастрюли с компотом сыпалась соль, в суп – сахар. Позже в дело пошло сочетание «стиральный порошок – сахар». От первого пузырился суп, а от второго белье при кипячении склеивалось. Однако не стоит развивать эту тему дальше: реальные приемы войн на коммунальных кухнях иногда бывали и более изощренными. Важнее даже другое – обязательное подчинение строгому режиму приготовления пищи.

Газ в коммуналках, конечно, сократил время приготовления еды, но проблем не убавилось. До начала газификации жилья каждый жилец имел персональную керосинку, она, как правило, стояла на отдельном столике, реже – на дровяной плите, которой уже не пользовались. Газовые плиты в 1940–1960-х годах обычно насчитывали четыре конфорки. То есть, если в квартире проживало четыре семьи, каждой из них принадлежало одно «газоместо». В непосредственной близости готовились мясной суп, рыба, сладкая молочная каша, а иногда даже кипятилось белье. Проще становился негласный контроль за содержимым соседских кастрюлек: ведь «на газу» (с ударением на «у») они стояли гораздо теснее, чем на индивидуальных керосинках. Но справедливости ради следует сказать, что и в догазовый период кухонное сообщество коммуналок следило за спецификой питания своих членов. Блестящий бытописатель Пантелеймон Романов зафиксировал существование в одной из комнат московской коммунальной квартиры, где жил с семьей главный герой книги «Товарищ Кисляков» (1930), некоего таинственного места:

Это святилище было даже завешено ситцевой занавеской, передвигавшейся сборками на проволоке. Тут был филиал кухни и помойной ямы. Сюда ставилась на столик грязная посуда, кое-что из съестного. Здесь же стояло помойное ведро для местных нужд, так как в редкие дни приходов гостей закуски приготовлялись в этом закоулке. Это делалось из желания избежать излишнего любопытства соседей, которые всегда стремились узнать, сколько и какие закуски покупают их ближние. А потом, когда придет время платить по разным коммунальным счетам, сказать:

– Как по счетам платить, так спор затевают, а как разносолы всякие покупать, так в этом себя не стесняют!

И вот, во избежание частого повторения таких замечаний, все приготовления делались в комнате.

Ситуация практически не изменилась и в коммуналках 1950-х. Любопытная деталь, касающаяся атмосферы на коммунальной кухне, есть в фильме «Ночной патруль» (1957) режиссера Владимира Сухобокова по сценарию Михаила Маклярского и Льва Шейнина. В 1958 году сценаристы опубликовали киноповесть с аналогичным названием, где полностью воспроизвели «киношный» текст. В одном из эпизодов некий мелкий расхититель, очень трусливый гражданин Ползиков, роль которого, как всегда, с блеском сыграл актер Сергей Филиппов, жалуется на трудности своего «коммунального бытия». На деньги, нажитые махинациями с «отрезами» – кусками дефицитных тканей, – он мог питаться более чем хорошо. Однако размеры своих доходов приходилось скрывать: «Дома из-за проклятых соседей готовим два обеда! Один – из расчета получаемой зарплаты – на виду. А настоящий обед – на керосинке в комнате, при закрытых дверях!»

Пространство для приготовления пищи в квартире без ванной комнаты часто использовалось для мытья рук, лица и иных частей тела, а также стирки белья. Реальность и обыденность этой практики запечатлел Николай Заболотский (не путать с поэтом Николаем Заболоцким) на картине «Опять пятерка» (1954). Радостный школьник с сообщением об отличной оценке влетает в кухню. Он застает мать за стиркой белья и «прокручиванием» мяса для котлет. В непосредственной близости находятся оцинкованное корыто и мясорубка. Не прошли мимо описания крупных и мелких постирушек в непосредственной близости от супов, котлет и пирогов и советские литераторы. Евгений Евтушенко в стихотворении «Плач по коммунальной квартире» (1983) посвятил две строфы особенностям «прачечных радостей» в общей кухне:

Стирка сразу шла на три корыта.Лучшее в башку мне было вбитокаплями с чужих кальсон, висящихна веревках в белых мокрых чащах.Наволочки, будто бы подружки,не скрывали тайн любой подушки,и тельняшка слов стеснялась крепкихс вдовьей кофтой рядом на прищепках.

Конечно, надо быть гением, чтобы романтизировать и эти детали «коммунального бытия», в котором «кухонька была исповедальней» и «в три ноздри три чайника фырчали, трех семейств соединив печали». Но поэт «плакал» об общей кухне, где хозяйничали всего лишь три семьи. Кроме того, «высокие отношения» в этом едином пространстве выстраивались в годы Великой Отечественной войны. Тогда все трудности быта казались мелкими на фоне всеобщей беды. В середине 1950-х «победителям фашизма» уже хотелось жить в нормальных бытовых условиях. В разного рода государственные организации массово поступали письма с жалобами на «квартирные неудобства» в целом и на кухонные проблемы в частности. Ленинградцы, жильцы коммуналок старого фонда, даже уже газифицированного дома на Боровой улице, писали о невозможности приготовить к нужному времени еду в узкой кухне без окон, где на несколько семей имелась одна газовая плита. А в одной из квартир на Серпуховской (центр города, около Технологического института) в 10-метровой кухне готовили пять хозяек, стояло пять столиков и одна газовая плита.

И все же основная масса советских зодчих в первой половине 1950-х годов ориентировалась на каноны сталинской архитектуры в типовом жилищном строительстве. Это отчетливо видно из материалов первого издания СНиПа, датированного 1954 годом. 1 января 1955 года новые строительные нормы уже начали действовать. С этого времени обязательным признаком квартиры как пространства, предназначенного для жилья, стала отдельная кухня. Ее размеры колебались от 7 до 15 квадратных метров в зависимости от величины квартиры. В однокомнатных, двух- и трехкомнатных жилых локусах площадью 18–22, 25–32 и 36–50 квадратных метров помещения для приготовления пищи составляли 7 квадратных метров. Но в сталинских типовых зданиях планировалось делать четырех-, пяти-, шести- и даже семикомнатные квартиры по 56–65, 80–95, 100–120 и 130–160 квадратных метров! Габариты кухонь увеличивались и составляли 8, 10, 12 и 15 квадратных метров соответственно.

СНиП 1954 года зафиксировал как обязательный элемент кухонного комфорта середины 1950-х годов газификацию типовых квартир. В феврале 1954 года появилось специальное правительственное постановление «О дальнейшем развитии снабжения газом городов РСФСР». Документ предписывал «при проектировании жилых домов в городах и рабочих поселках… в обязательном порядке