Читать книгу "Темное эхо - Ф. Дж. Коттэм"

Итак, канадцы изобрели окопные рейды, а американцы довели их до совершенства. «Иерихонцы» же превратили это искусство в науку. Во время ночных вылазок за ничейную полосу они проводили подробную рекогносцировку позиций. Уничтожали особо важных вражеских офицеров. Брали «языков» из состава армейской разведки и допрашивали их. Устраивали диверсии. Похищали карты и приносили с собой экспериментальные прототипы новых вооружений для целей детального изучения. И никогда, ни разу не потеряли ни единого человека.

— Да брось ты! — воскликнул я под дребезжание звонка, возвестившего последний заказ перед закрытием паба. — Никого не потеряли? Сузи, ты преувеличиваешь.

— Вовсе нет.

— Тогда объясни.

— Дома. Все объясню дома. А сейчас, Мартин, я готова убить за сигарету.

— Ну вот теперь точно преувеличиваешь.

— Разве что чуточку, — призналась она.

В общем, есть все основания утверждать, что «иерихонцы» ни разу не потеряли человека в ходе боев. С другой стороны, одна смерть все же имела место. Кровавая природа их работы означала, что в команде из четырнадцати солдат имелся капеллан. Это был священник-баптист по имени Дерри Конуэй — убежденный патриот, старомодный последователь направления, которое поколением раньше было принято именовать «мускулистым христианством». В колледже он славился своими спортивными успехами, а его вера в Бога считалась непоколебимой.

Конуэя приписали к «Иерихонской команде» в связи с особо кровавым и напряженным характером их деятельности. К концу 1917 года удалось многое узнать о боевых психических травмах, которые ныне принято именовать военным неврозом. Для успешного выживания — как в физическом, так и психологическом смыслах — людям требовалась духовная поддержка. Так, во всяком случае, гласит теория. Вот для этой поддержки его преподобие Конуэй и был приписан к Гарри Сполдингу с его людьми.

Однако через месяц после назначения Конуэя нашли повесившимся в уже упоминавшемся амбаре. Его шея была сломана. Он взобрался на стропила, привязал один конец веревки к бревну, надел петлю на шею и прыгнул. В руке трупа обнаружили молитвенник. По-видимому, перед прыжком он достал его из кармана кителя. Причем, несмотря на ужасную смерть, на юном лице Дерри Конуэя любой мог видеть улыбку.

После смерти капеллана в «Иерихонской команде» осталось только тринадцать человек. Никто из них не был убит или хотя бы ранен в ходе войны, которую они вели с таким упоением. Сузанне удалось проследить дальнейшую судьбу всех членов группы после объявления перемирия. Выяснилось, что в мирное время эти люди оказались далеко не так удачливы по части выживания. Все тринадцать не увидели своего сорокалетия. Дольше всех жизнью наслаждался Габби Тенч, хотя, как считала Сузанна, слово «наслаждаться» тут не подходит. Ближе к концу Тенч скорее просто существовал в своего рода личном аду.

Она доехала на поезде до Дувра, а там пересела на паром, идущий в Кале. Чем ближе подплывала Сузанна к берегам Франции, тем пасмурнее становилась погода, и в конечном итоге отличный апрельский денек, которым упивалась в Англии, превратился в серый и нескончаемый дождь, сыпавший с низкого неба. Возле Кале этот дождь перешел в настоящий ливень. Сузанна взяла напрокат машину и принялась изучать карту. Ей удалось заранее связаться с фермером, чья семья поколениями владела землей, на которой стоял пресловутый амбар. Крестьянин выказал мало радости по поводу ее предстоящего визита, хотя и не отказался наотрез. Сузанна владела кое-каким французским, но фермер пожелал общаться на рудиментарном английском.

— Вторник, — заявил он.

Сузанна попробовала договориться о конкретном времени.

— Вторник, — последовал тот же ответ. Похоже, фермера забавляло столь настойчивое стремление к чрезмерной пунктуальности. — Я здесь буду. Куда мне идти?

Тогда Сузанна решила описать свою внешность.

— Я вас узнаю, — сказал мужчина. — Не волнуйтесь, мадам. Это не английская ферма Вы не кандидат для моего ружья.

С этими словами он рассмеялся. Сузанна же нашла шутку довольно скверной.

Французская сельская местность оказалась плоской, унылой и побежденной ливнем. Поездка проходила монотонно и скучно. Стремясь отвлечься от желания покурить, Сузанна включила радио и попыталась его настроить на удачную волну. По ее убеждению, французская музыка в основном состоит из нескольких конкурирующих мелодий, которые играются параллельно на множестве фундаментально несовместимых инструментах, да и язык с трудом подходит для песенной лирики. В отличие от английского здесь ни одно слово не укладывалось на свое место. В общем, пришлось Сузанне отыскивать себе станцию, которая передавала бы классику, но настройку она прекратила, едва заслышала нечто знакомое и, в общем-то, приятное для ее ушей, причем вовсе не французское.

Этой песней оказалась баллада «Когда ломается любовь» группы «Префаб спраут». Исполнял ее неудавшийся священник. Мартин, кажется, уже упоминал его имя. Сузанне была знакома эта композиция: она входила в один из тех жалобных альбомов, которые так любил слушать Мартин, включая дома дорогостоящую, собственноручно купленную звуковую систему, предмет его гордости и заботы. Вот сейчас в голове всплывет имя певца. Ничто не крутилось на кончике языка Сузанны подолгу — это был один из ее талантов. Она обладала прекрасной памятью на детали.

Надо отметить, что в ту пору ее жизни другие люди относились к талантам Сузанны по-свински. Она потеряла свою постоянную работу на Би-би-си в ходе массовых сокращений, причем была твердо убеждена в том, что в отделе, образно выражаясь, остался лишь жир, в то время как почти все мышцы исчезли. Ей предложили на выбор пособие по увольнению или место внештатника, и она остановилась на последнем. При этом, однако, ущемлялся ее статус. Сейчас редакторы программ и продюсеры относились к Сузанне иначе, коль скоро ее уже не защищала позиция наемного сотрудника в системе Би-би-си. Люди стали вести себя заметно грубее. Сроки исполнения работ сократились. А те, кто и раньше-то с трудом находил в себе силы сдерживать свои сексистские настроения или хамство, вовсе распоясались.

Взять хотя бы документальный сериал про Майкла Коллинза. Раньше считалось, что программа определенно сумеет сказать что-то свое, и, с учетом трех сорокапятиминутных эпизодов, Сузанна тоже была в этом уверена. Однако продюсеру захотелось, чтобы сериал, стал «Великим откровением». Именно так он теперь и выражался в своих меморандумах, не забывая проставлять большие буквы. Причем «Великое откровение» заключалось в том, что он хотел преподнести Майкла Коллинза как гомосексуала. Его логика, которую Сузанна находила смехотворной, зиждилась на том факте, что Коллинз обожал устраивать борцовские матчи с друзьями и коллегами, а также отличался изрядным тщеславием по части собственного внешнего вида. Сузанна до сих пор не решила, где здесь больше оскорбления: для Коллинза или для движения за права сексуальных меньшинств. С другой стороны, ей не удалось найти хотя бы единственное физическое или иное доказательство справедливости такой посылки. А теперь за это винят ее одну, покамест в продюсере, видите ли, говорит интуиция, «которая никогда не ошибается». Какие бы строго проверенные факты Сузанна ни выкладывала, их не желали пропускать в эфир. Атмосфера в редакции стояла отравленная. За три недели до премьеры в воздухе витало вполне осязаемое разочарование. Сузанна была убеждена, что проделала превосходную, чуть ли не гениальную работу, которую теперь все считают посредственной и бездарной. А когда ты внештатник, подобная репутация категорически противопоказана.