Читать книгу "Философский экспресс. Уроки жизни от великих мыслителей - Эрик Вейнер"

Такой медицинский подход он избрал не случайно. Жизнь Эпикура пришлась на пик развития врачующей философии. В эти времена, известные также как эллинистическая эпоха, философское течение люди выбирали столь же обдуманно, как мы сегодня выбираем супруга или интернет-провайдера. Ставки были высоки. Это вам не выбор университета — Принстон или Стэнфорд. Это выбор на всю жизнь, который определит ваш характер, а значит, и вашу судьбу.

Философские школы объединяли в себе университет, фитнес-клуб, семинар по саморазвитию, а в случае Эпикура еще и коммуну хиппи. Основное внимание учителя уделяли этике. Слово это происходит от греческого слова, означающего характер. Этика была наукой о том, как достичь хорошей жизни — эвдемонии. Иные философы считали, будто такой уровень благости — удел лишь богов и избранных смертных. Эпикур полагал, что он доступен любому. Вникайте в эти учения «днем и ночью», говорил он ученикам, и будете «жить, как бог среди людей».

Осматривая больное тело афинского полиса, Эпикур ставил простой диагноз: мы боимся того, что не вредит, и желаем того, что не является необходимым. Чего мы боимся больше всего? — спрашивал он. Богов и смерти. (Похоже, налоги в античном мире никого особо не тревожили.) Эпикуру было что ответить на оба этих беспокойства. Боги, говорил он, существуют, но дела людей им глубоко безразличны. А как еще? Они слишком заняты своими божественными делами. Боги для Эпикура были чем-то вроде селебрити. Живут роскошной жизнью, чуждой забот, для них всегда забронирован лучший столик.

О смерти Эпикур рекомендует не париться. Умирать, возможно, неприятно, признает он; но эта боль сама себя ограничивает. Вечно она не продлится: либо она отступит, либо ты умрешь. В любом случае бояться нечего.

Мне кажется, что эта идея, как и бóльшая часть философии Эпикура, симпатична в теории, но вызывает много проблем на практике. Богов я не боюсь, но перспектива небытия меня пугает. Думаю, и всегда будет пугать.

Спокойно, говорит Эпикур, наслаждайся! Наслаждение он называет «началом и концом блаженной жизни», лукаво добавляя: «Не знаю, что и помыслить добром, как не наслаждение от вкушения, от любви, от того, что слышишь, и от красоты, которую видишь».

Неудивительно, что Эпикура так недолюбливали. Удовольствие — это подозрительно. Оно прячется где-то в тени, за закрытыми дверями. Говоря о «тайных» или «скрытых» удовольствиях, мы признаем оттенок стыда, присущий этому главному человеческому инстинкту.

Эпикур думал иначе. Именно удовольствие он считал высшим благом. Все прочее — слава, деньги и даже добродетель — нужны были ему лишь как средство достижения удовольствия. «Я плюю на прекрасное и на тех, кто суетно им восхищается», — пишет он в своем обычном провокативном тоне. Удовольствие — единственное, что нужно нам само по себе. Все остальное, даже философия, — это средство его достижения.

Первичность удовольствия, по Эпикуру, самоочевидна. На что реагирует ребенок? На удовольствие и боль. Не нужно специально учить ребенка, что огонь — это горячо, а конфета — вкусно: он уже знает. Искать удовольствия и избегать боли — это так же естественно, так же инстинктивно, как и дышать.

Эпикур определял удовольствие не так, как большинство из нас. Нам кажется, что удовольствие — это присутствие чего-то. Психологи называют это положительным аффектом. По Эпикуру же, удовольствие — это отсутствие чего-то. Греки называли такое состояние «атараксия», буквально — «отсутствие раздражений». То есть удовольствие не в присутствии каких-либо приятных факторов, а в отсутствии беспокойства. Это не противоположность боли, это — ее отсутствие. Эпикур не был гедонистом. Он был, так сказать, «спокоистом»[87].

Некоторые психологи не согласны с ним в том, что он заостряет внимание почти исключительно на избавлении от боли. «Определенно, счастье — это не просто отсутствие всякой боли», — хмыкает Journal of Happiness Studies[88]. До знакомства с Эпикуром я бы с ними согласился. Теперь я уже не так уверен. Если быть с собой честным, я признаю, что больше всего мне хочется не славы, не богатства, а умиротворения, «чистого наслаждения бытием»[89]. Такое состояние почти никак не опишешь иначе, чем в категориях «отсутствия».

Избегать боли — вполне здравый совет, я всецело за. Но не слишком ли это хрупкая основа для философии? Так кажется, только если у вас ничего не болит, считал Эпикур. Представьте: вы упали с лошади и сломали ногу. К вам пришел врач и предлагает вам чашу с виноградом. Что не так? Есть виноград — это удовольствие, не правда ли?

И в подобных абсурдных ситуациях мы то и дело оказываемся, считал Эпикур. Из бездны боли мы выскребаем горсть удовольствия, а потом удивляемся, отчего несчастливы. Некоторые страдают от острой физической боли, другие — от ноющей душевной раны или жить не могут из-за разбитого сердца; но боль есть боль, и, если мы хотим достичь удовольствия, надо с ней бороться. «Мы рождаемся один раз, а дважды родиться нельзя», — говорит Эпикур. Любая человеческая жизнь, по его мнению, — это результат счастливого случая, зигзаг движения атомов, своего рода чудо. Так возрадуемся же!

* * *

Я оставляю место, где предположительно (но это не точно) находился Эпикуров сад, и направляюсь в манящее кафе. Заказываю пиво Mythos и размышляю над эпикурейскими удовольствиями. Эпикур не просто радовался удовольствиям. Он препарировал их. Создавал полную иерархию желаний.

Вверху пирамиды располагались желания «естественные и необходимые». К примеру, стакан воды после перехода по пустыне. Затем шли желания «естественные, но не необходимые»: скажем, бокал простого столового вина после того, как напьешься воды после перехода по пустыне. И наконец, внизу пирамиды находятся желания «не естественные и не необходимые», так называемые «пустые». Это когда требуешь бутылку дорогого шампанского после того, как выпьешь простого столового вина после того, как напьешься воды после перехода по пустыне. Такие пустые желания приводят к наибольшему страданию, полагал Эпикур, так как их сложно удовлетворить. «Лучше тебе не тревожиться, лежа на соломе, чем быть в тревоге, имея золотое ложе и дорогой стол».

Я попиваю пиво — естественно, но не необходимо, — и мысленно составляю перечень разных своих желаний. Результаты меня не радуют. Я трачу слишком много энергии, гоняясь за миражами. Трачу, например, на сумки. Я люблю сумки (в основном портфели через плечо, но также рюкзаки и дипломаты). Как всякая любовь, эта любовь губит меня. Одного взгляда на мою огромную (есть такой грешок) коллекцию сумок хватило бы Эпикуру, чтобы назвать ее в лучшем случае порождением желания естественного, но не необходимого. Да, нам нужно в чем-то носить вещи, но пятьдесят четыре сумки, в том числе винтажные и из замысловатых комбинаций материалов, человеку ни к чему. Хватит обычного рюкзака.