Читать книгу "Бухта Аполлона - Сандра Мартон"

— Ты ошибаешься, мама. Мы не…

— Алекс, я твоя мать. А еще я женщина, и я узнаю любовь, если увижу ее. Вы с Марией были влюблены друг в друга. Поэтому я и спрашиваю: почему ты позволил ей уехать?

Алекс пытался придумать приемлемый ответ. Но вдруг понял, что рассказывает матери правду:

— Я не позволял, мама. Она сама оставила меня. Мария наслаждалась временем, которое мы проводили вместе. Но…

— Ерунда. Она любила тебя, я видела это. Все видели это.

— Как же! — Алекс вскочил на ноги. — Она уехала той ночью, когда умер отец. Что я должен был предпринять? Помчаться вдогонку? Наплевать на свои обязанности и умолять ее не покидать меня?

— Твои обязанности… — тихо проговорила Тиа. — Да. Они всегда стоят на пути. — Она посмотрела сыну в глаза. — Ты говорил Марии, что любишь ее?

Алекс сжал губы.

— Нет.

— Может быть, стоило сказать?

«Да», — подумал Алекс. В глубине души он знал, что нужно было ей все сказать. А теперь слишком поздно.

— Никогда не бывает поздно, — заметила Тиа, и Алекс осознал, что говорил вслух. — Александрос, любовь — это бесценный дар. Не разбрасывайся им.

— Откуда ты знаешь, мама? Я всегда видел, что ты уважаешь отца, но я не поверю, что ты любила его. — Алекс запнулся. — Прости, я не должен был…

— Ты прав, сын. Я не любила Эгея по-настоящему. А он не любил меня. — В глазах Тиа блеснули непролитые слезы. — Именно поэтому я призываю тебя не потерять любовь, не позволить ей просочиться сквозь пальцы. Даже короли заслуживают счастья.

Погода в Нью-Йорке была холодной и промозглой. Снег, слякоть, низкие, сырые тучи — и так ежедневно. Впрочем, погода точно соответствовала настроению Марии. Она отчаянно тосковала по Александросу, по Аристо, по тому ощущению счастья, которое она там познала.

Слава богу, что у нее было много работы. Магазины, ранее отвергавшие ее украшения, теперь сражались за право выставить ее коллекцию, и их список возглавлял «Л'Оранжери».

Но у нее был еще один повод для радости. То чудо, которое так испугало ее вначале, теперь наполняло ее сердце теплом и радостью.

Визит к доктору подтвердил, что она была беременна. Она носила ребенка Александроса!

В Аристо события развивались своим чередом. Себастьян стал принцем-регентом, но нигде не говорилось об исчезновении розового алмаза. Похороны короля Эгея она смотрела по телевизору. Королевская семья выглядела опечаленной, но сплоченной. Алекс все время был рядом с матерью.

При виде его у Марии сжалось горло.

Она никогда не перестанет любить Александроса.

Но у нее будет от него дочь — об этом с уверенностью заявила Села, — и всю свою любовь она отдаст ей. Марии было грустно оттого, что ее ребенок никогда не узнает об отце, но когда Александра вырастет, она расскажет ей, каким прекрасным человеком был ее отец, каким любящим, каким добрым… Даже если он никогда и не позвонит и не напишет, чтобы узнать, как она, где она…

— Мария?

Мария посмотрела на Хоакина, работавшего на другом конце стола. Она была благодарна друзьям за то, что они не задавали вопросов. Начни они спрашивать, она бы не выдержала и разрыдалась.

— Уже поздно, а я обещал Селе купить китайской еды.

— Тогда тебе лучше идти, пока ресторан не закрылся.

Хоакин согласно кивнул, навел порядок на столе и надел куртку. Когда он поцеловал ее в щеку, Мария снова едва сдержалась, чтобы не расплакаться.

Громкий стук в дверь вернул Марию к действительности.

Она промокнула глаза краешком рабочего фартука и пошла к двери. Наверное, Хоакин что-то забыл. Но почему он не воспользовался своим ключом? А вдруг это репортер? Журналисты никак не хотели оставить ее в покое, добиваясь интервью о событиях в Аристо.

Стук повторился. Мария вздохнула, одернула фартук и на всякий случай спросила:

— Кто там?

Ответа не последовало.

— Послушайте, я уже сказала, что не стану давать интервью.

— Открой дверь, Мария.

Ее сердце едва не выпрыгнуло из груди. Не может быть!

— Ты слышишь, Мария? Открой эту чертову дверь!

Она покачала головой, как будто Алекс мог видеть ее.

— Уходи, — произнесла она дрожащим голосом.

— Я никуда не уйду. Или ты сама откроешь дверь, или я вышибу ее.

Он сможет, Мария знала.

Бам! Стальная дверь содрогнулась от удара.

— Я не хочу тебя видеть. — Она облизнула пересохшие губы. — Здесь Хоакин. Он говорит…

— Он говорит, что я дурак. И он прав.

Мария уставилась на закрытую дверь.

— Ты говорил с Хоакином?

— Только что. Я встретил его на лестнице. — Голос Александроса стал мягче, тише. Марии пришлось прижаться ухом к двери, чтобы слышать, что он говорит. — Он действительно твой хороший друг. Мария, glykamou, впусти меня.

Она отодвинула задвижку.

— Я не хочу с тобой разговаривать, — начала она, но при виде Александроса — такого высокого, такого красивого — слова замерли у нее на губах, а на глазах, к ее ужасу, снова появились слезы.

Он сотни раз представлял себе эту встречу. Перелет из Аристо занял больше времени, чем обычно. Из-за плохой погоды пришлось приземлиться в парижском аэропорту и прождать несколько часов, пока не разрешат продолжить полет. И все это время он думал о предстоящем разговоре, даже составил перечень вопросов и подготовил небольшую речь, из которой Мария должна была понять, что женщина не может оставить его без объяснений и уйти безнаказанной.

Он приказал себе быть очень осторожным в выборе выражений, что бы ни говорила его мать о том, что они с Марией якобы любят друг друга.

Чем ближе он подходил к ее дому, тем сильнее билось его сердце. Все вынашиваемые им планы таяли, как сахарная вата под дождем. А когда он столкнулся на лестнице с мужчиной, то инстинктивно понял, что это пресловутый Хоакин и что тот тоже догадался, кто перед ним. Алекс почувствовал, что Хоакин готов накинуться на него с кулаками.

Они долго и испытующе смотрели друг на друга.

— Вы принц? — угрожающе прорычал Хоакин.

Алекс кивнул.

— Она любит тебя, поддонок. А ты недостоин ее.

Алекс усмехнулся и протянул руку:

— Ты прав.

Хоакин вдруг улыбнулся и крепко пожал протянутую руку. Затем, не сказав ни слова, отступил, пропуская Алекса. Все сомнения вдруг разом покинули его.

Он сделает все, чтобы завоевать сердце Марии. Но когда Алекс посмотрел в ее прекрасные глаза, понял, что оно и так принадлежит ему. Всегда принадлежало.