Читать книгу "Утраченная планета и панк-мастер ржавых отходов - Снайпер Майора13"

– Человека? – нарочито удивленно спросил Данила, делая шаг в нашу сторону.

– В тебе слишком мало человечности. Нет. Ты не заслуживаешь, чтобы тебя звали человеком.

Данила снова пару раз понимающе кивнул.

– В тебе тоже слишком мало человечности, отец.

Все произошло так быстро, что я успел лишь вздрогнуть. Данила ловко выхватил обрез за моей спиной и не думая ни секунды, снял с предохранителя, нажимая на курок.

Белый стол Марка Константиновича забрызгался алым, кружка с чаем упала на пол, когда мертвое тело с простреленной головой ударилось о стол.

Я выпучил глаза и раскрыл рот, в шоке смотря на дыру в голове Марка. Данила засунул обрез мне обратно за пояс, часто дыша.

Когда способность думать и говорить вернулись, я тут же затараторил:

– Что ты наделал? Зачем ты убил его? Ты в своем уме?

– Да заткнись ты. Он это заслужил.

Глава 10. Панк и его имя.

Я смотрел на мертвое тело и никак не мог прийти в себя. А что, если в один прекрасный момент этому панку придет в голову и меня убить? Он сделает это совершенно хладнокровно и неожиданно. Что, если в какой-то момент он и меня посчитает ненужным?

– Боишься меня теперь? – словно прочитав мои мысли, спросил панк.

Я мешкал с ответом, не зная, что может вызвать его гнев, а что нет.

Он цыкнул языком и резко дернул меня за ворот рубашки, потащив к выходу.

– Куда ты…

– Пойдем. Покажу тебе моих братьев.

Он был очень зол: хоть его голос и звучал спокойно, но я чувствовал агрессию, словно вибрацию, исходящую из его нутра.

– Отпусти. Я сам могу дойти, – чуть слышно, пискнул я.

Он никак не отреагировал, продолжая тащить меня по коридору. Ворот рубашки больно врезался мне в шею, я не мог нормально дышать. Но еще больше, чем задохнуться, я боялся разозлить панка, поэтому терпел. Когда он в очередной раз чуть сильнее дернул за ткань, я рефлекторно вцепился пальцами в ворот, оттягивая его в обратную сторону. Воздуха не хватало все сильнее, и я прохрипел, пытаясь вдохнуть. Панк наконец обернулся. Он притормозил и разжал ладонь, отпуская меня.

– Извини, – сказал он, – это, не бойся меня.

– Хорошо.

Я старался не смотреть ему в глаза. Я просто хотел выбраться из этой лаборатории и вернуться домой.

– Ты не смотришь на меня.

Я весь оцепенел от страха.

– Ты боишься меня?

Он ждал ответа. Я кожей чувствовал, как он прожигает меня взглядом.

– Н-нет… – неуверенно ответил я.

Он рывком развернул меня, заставляя посмотреть на него.

– Чего ты боишься? Почему ты стал бояться?

Как ни странно, но он не выглядел теперь злым. Он выглядел растерянным. Я решил сказать ему как есть:

– Я боюсь, что ты и меня убьешь.

Его брови поползли вверх от удивления. Он не понимал.

– Я боюсь, что однажды ты и меня посчитаешь кем-то опасным или ненужным. Что я тебя нечаянно разозлю каким-то не тем словом, и ты так же, не задумываясь, убьешь меня.

Его лицо дернулось. Он отпустил меня и отошел. Немного подумав, он ответил:

– Это не так. Я убил отца не потому, что внезапно разозлился. Я шел сюда именно с этой целью.

– Это из-за обиды?

– Что?

– Ну, из-за обиды, что он проводил над тобой эксперименты. Что он назвал тебя «не человеком»

– Нет. Поверь, я бы убил его еще десять лет назад, будь то из-за обиды, – он вздохнул, – странное дело… я правда, это, ненавидел его все время, но никогда не хотел убить. Знаешь, одиночество такая штука, что ты начинаешь привязываться к любому, кто хоть как-то замечает тебя. Отец… нет, Марк Константинович, он ни капли не любил меня. Он даже, это, за человека меня не считал. Резал, топил, мучил – делал все, что хотел. Но в то же время, я был привязан к нему, ведь, это, кроме него у меня никого не было. А сейчас, когда я убил его, я словно избавился от груза. Я словно выдернул гниющие цепи из своей плоти. Как будто даже и не больно было. Легко.

Он замолчал. Я не знал, что ему на это ответить, но кажется, я его понимал. Не в том смысле, что пережил все это сам, просто я смог почувствовать, что он испытал.

– Все еще, это, боишься меня? Обещаю, что не трону тебя. Если так хочешь, то, это, можешь уйти и не возвращаться, как только я верну тебя домой. Без каких-либо последствий.

– Я не боюсь тебя. Все нормально.

Он неуверенно кивнул:

– Ладно. Зайди внутрь. Хочу, это, показать тебе кое-что.

Я шагнул следом за Данилой в один из кабинетов. Внутри было темно, лишь тусклый синий свет еле освещал помещение.

– На. Не хочу будить их светом, – панк сунул мне в руки свои гогглы.

Я нацепил их, и оглянулся вокруг:

– Ничего не вижу.

Данила опустил одну из прикрепленных дополнительных линз. После этого, правый глаз стал отчетливо различать предметы, словно был день. Я увидел перед собой огромное выпуклое стекло. Сначала не смог разобрать, что было за ним, а когда подошел поближе, то тут же отпрянул, шокированный увиденным.

Внутри были люди. Точнее, какой-то бесформенный комок из людей. Какая-то пластилиновая масса, с руками, ногами, лишними конечностями. Я видел, как на меня смотрели десятки глаз, рты существ были открыты. Я сделал еще один шаг назад, чувствуя, как к горлу подбирается ком.

– Что это…

– Это – мои братья, – хмыкнул Данила, – отец же, это, сказал тебе про свои эксперименты?

– Да, но… оно живое?

– Это – люди, – обиделся он, – да, они живые. Они – его неудачный эксперимент, который он еще не утилизировал. Видимо, он хотел еще, это, немного поисследовать их. Дай очки.

Данила не стал дожидаться, когда я соображу и сам стянул с меня гогглы.

– С твоей, как оказалось, нежной психикой, я бы советовал тебе выйти.

Он подошел к стене, к щитку и начал в нем ковыряться, с грохотом роняя на пол дверцу щита.

– Что ты собрался делать?

В темноте я не мог разглядеть ничего, но лишь по силуэту мог догадаться, что он с чем-то возится.

– Я поджарю их. Внутри камеры есть клапаны терморегуляции. Я перестрою, ай! – что-то в его руках заискрило, и он дернулся, подпрыгивая на месте, – собака… так вот… я, это, изменю температуру до такой степени, что смогу их поджарить изнутри.

– Ты убьешь их?

Даже в темноте было видно, что он повернул ко мне голову. Я даже мог почувствовать, что за эмоцию сейчас выражало его лицо.